Не справляюсь с ребенком. Что делать? Почему извиняться необходимо

Под радостные и лживые крики о том, что "ребенок должен жить в семье!" у нас, по сути, разрушили систему детдомов и сделали ставку на так называемое "семейное воспитание", которое на самом деле таковым не является. Что же мы получим в итоге? А в итоге пострадает огромное количество и так хлебнувших горя детей.

Недавно Правительство Российской Федерации утвердило новые правила деятельности детских домов. Согласно этому постановлению, "все образовательные, медицинские и социальные организации рассматриваются как "временное жильё перед устройством в приёмные семьи" .

Видимо, кампания по демонизации системы детских домов дала свои плоды. Все заинтересованные в бизнесе а-ля-фостер и во всём, что около (а около него опека, НКО и прочее) потирают руки. Данное постановление правительства по своей сути – абсолютно вредительское и разрушительное.

Все это можно обсуждать долго, сегодня я хотел бы задать только один вопрос – у нас в правительстве реально считают, что можно всех детей-сирот по таким "семьям" раздать?

Интересно, это от вопиющей некомпетентности или тут иные какие причины есть?

Итак, пару слов по поводу того – почему невозможно всех детей раздать по семьям.

Недавно в Челябинске произошел скандал с депутатом, который взял 9 приемных детей, а уже через некоторое время три девочки от него "ушли". А точнее – их в экстренном порядке забрал сотрудник соц. службы.

Сложившуюся ситуацию подробно разобрал azabachev в статье "Приемная семья. Акцент на статус детей, но не на их психологическое состояние" . Вот еще его статьи на эту же тему ( 1 , 2 ). Не буду обсуждать здесь мотивацию депутата на создание приемной семьи, это пусть без меня разбираются.

Проблема в том, что дети из детдома – они не обычные дети. Если кому-то кажется, что дело с воспитанием такого ребенка "как-нибудь само сложится", то это далеко не всегда так. Детские психологи часто говорят о том, что эти дети изначально травмированы, к ним нужен особый подход. Многим из них для адаптации в жизни нужна определенная инфраструктура, ими должны заниматься специалисты. Бывают такие ситуации, что с ними может справиться только профессиональный коллектив. Это не к тому, что не надо сирот усыновлять, а к тому, что дело это крайне ответственное и непростое. Дети, ну, очень разные бывают.

На днях встретился с одной семейной парой, они рассказали про свой случай – взяли к себе девочку, когда она еще относительно маленькая была (до 10 лет). А потом она подросла и в период полового созревания устроила им "веселую жизнь". Они 4 года пытались с ней справляться, в итоге – просто выбились из сил, поняли, что не справились, и отказались от опеки.

А сколько таких случаев ещё будет? Огромное количество. К чему это приведет? К тому, что некоторые дети сменят по десятку семей к своему совершеннолетию. Ведь в детском доме (или что там вместо него соорудят) их, согласно новым правилам, оставлять нельзя. Можно попытаться представить, с какой искалеченной психикой такого ребенка выкинут во внешний мир, когда ему исполнится 18.

Я даже не говорю уже о том, что тут происходит подмена понятий, ведь все эти формы "семейными" не являются ни в коем разе. Семейная форма устройства подразумевает, что сирот в семью берут с целью сделать их своими детьми (пусть даже начиная с формы опеки). А не с целью денег получить или поиграться в родителей, пока не надоест. Впрочем, я уже подробно писал про это.

Также я как-то беседовал с одним директором детского дома (реально хороший мужик), задал ему вопрос на эту тему. Так вот, он посмотрел на меня, вздохнул и сказал, что есть у него дети (рассказал мне их истории), которых ну никак нельзя в отдавать на воспитание непрофессионалам. Я видел этих детей, их воспитание – это реально сложное и ответственное дело. Раздавать их бездумно по семьям – значит просто калечить их.

Вот взял этот челябинский депутат детей. И дальше что? Чтобы ему с этими детьми справляться как отцу, он депутатство свое должен забросить и с головой уйти в процесс воспитания. Только этим и должен заниматься, иначе дети еще больше пострадают. А он, видимо, "полный холодильник" им обеспечил и посчитал, что у них жизнь сразу наладилась.

Всем, кто принимает подобные бездумные решения и кто поддавшись на лживую пропаганду их поддерживает, детей-то не жалко?

Алексей Мазуров, РВС.

Прошло уже полтора года с момента, когда мы стали родителями Жени, и год с появления Саши в нашей семье. Мы изменились. Изменилась наша жизнь – невероятно, необратимо и, по большей части, в лучшую сторону. Мы не считаем потерь, и все с тем же оптимизмом смотрим вперед, но пришло осознание, много нового опыта, понимания себя, детей, смысла.

Забавно, каждый раз, оборачиваясь вспять, дивлюсь, как это я раньше могла жить и не знать таких простых вещей? Не уметь того или другого, не думать о том, что, как оказалось теперь, самое важное.

Порой кажется, что мы родились уже такими, как сейчас, но это не так. Совсем. И очень здорово в этом плане вести дневник – так можно отследить и прочувствовать эту разницу, между собой сегодняшней и вчерашней. Между ожиданиями и реальностью. И улыбнуться.

Мои ожидания. Это скорее, были просто мечты. Так страстно, сильно хотелось прижать к себе своего ребенка, что о прочих вещах как-то глубоко и не задумывалась. На поверку вышло, что многое я представляла иначе, ко многому была просто не готова. Готова ли сейчас? Вопрос. И это не смотря на Школу приемных родителей, бесконечные ролики, статьи, форумы об усыновлении. Всего не предугадать.

Попробую вспомнить и назвать мои ожидания в тот момент, когда мы стояли на пороге приемного родительства, готовясь сделать первый шаг. И проследить, насколько далеки оказались моим ожидания от реальности сегодняшнего дня.

Поиск ребенка. Эмоции или разум

Я рисовала себе картинку: увижу моего малютку, и все пойму сразу – сердце не соврет. Миллион раз представляла себе его (или ее), нашу первую встречу. Как будет бешено стучать в груди, как я сразу пойму – это тот самый малыш, МОЙ!

Реальность оказалась совсем иной. Я уже писала о нашей встрече с Женей, о том, что в своих грезах видела другого мальчика, которого нашла в базе данных о детях сиротах. И было много слез, когда того мальчика забрали до нас.

Когда нам предложили познакомиться с Женей, в самый первый момент, я испугалась. Мои мысли были прикованы к тому, другому ребенку. Сердце не стучало, никаких «знаков», что, Женя – тот самый, не было. Просто был малыш, Женя. И мне нужно было понять, готова ли я стать для него мамой.

И пришло понимание – конечно же, да, готова! Есть ребенок, он ждет маму, меня. Значит, он и есть тот самый, мой. Его не я выбрала, а Господь, с Любовью, подарил его мне. И он лучшее, что могло с нами случиться.

Потом обнаружилось, как удивительно мы с ним похожи, с моим сыночком, моим Подарком от Бога.

Вероятно, это только мой опыт. Ни в коем случая не отрицаю, что бывает иначе – когда все вместе, и разум, и чувства – с первой секунды. Наверное, это прекрасно. Но так случается не всегда. Важно понимать, что Любовь, связь с ребенком, доверие, эмоции – могут прийти позже. У нас так и было.

Я знаю, как стать хорошей мамой

Фото из личного архива Татьяны Мишкиной

Ну вот что за чушь? В школах нам преподают кучу ненужных предметов, засоряют наш мозг лишней информацией, которая никогда, вот просто НИ РАЗУ не понадобится в жизни. И совсем не учат главному – самой жизни. Отношениям в семье, материнству.

Вероятно, предполагается, что эту функцию должна выполнить родительская семья. Пусть так, но там тоже огромный пробел. Скорее, очень часто, это наглядный пример, как НЕ должно быть. Помню, еще маленькой девочкой, стоя в углу, я четко знала рецепт, как стать ХОРОШЕЙ мамой – не ставить своих деток по углам.

Потом к этому выводу про угол добавился еще целый ряд догм. Казалось, просто буду действовать сообразно с ними, и все будет прекрасно. Но жизнь оказалась намного сложнее. О многих трудностях я даже и помыслить не могла, просто потому, что не имела опыта материнства. И даже знаний, полученных в школе приемных родителей, не было достаточно. То была теория, а меня ждала реальная жизнь, реальная встреча с сыном.

Когда моя уверенность в своих силах, как мамы, разбилась в дребезги о непроницаемую Женину броню – весь этот ужас описан очень подробно в статье «Полюби меня черненьким» - я готовилась к новой битве, за Сашу. А Саша сдалась без боя – вместо сражений, на меня обрушилась волна всепоглощающей нежности и любви.

Получается, опять я обманулась в своих ожиданиях. Те качества души, что я так упорно взращивала, чтобы стать хорошей мамой для сына, с Сашенькой просто не пригодились. С ней все было и есть совсем иначе. И у нее были совсем другие потребности.

Мне все по плечу

Ха-ха. Сколько же раз мне пришлось разувериться в этом, ощутить полное бессилие, отчаяние, безысходность. Когда ты не можешь сдержаться и снова кричишь на сына. Когда у тебя совершенно нет сил, а дела, как волны, набегают снова и снова, грозят все захватить, и ты просто тонешь в этом хаосе и суете. Когда настолько устала и раздражена, что не можешь даже молиться и просить, а просто сидишь на полу и плачешь. Или, когда липкий ужас охватывает душу, твой ребенок в реанимации и прогноза нет. Да, много-много раз!

Фото из личного архива Татьяны Мишкиной

Наверно, именно в момент наибольшей слабости, уязвимости, начинаешь ощущать, что это не так страшно. Приходит смирение, понимание. Будто, соглашаясь со своей участью, погружаешься на самое дно переживаний, и там находишь опору. Стоит только толкнуться ногами посильнее, и дно само станет для тебя трамплином в новую реальность, где ты уже не так слаба.

Я слабая, мне не справиться

Я помню, когда Женя прожил дома месяц, мысли о втором ребенке меня не посещали. Все мое существо было сосредоточено на нем одном. И все равно, сил не хватало. Я не могла подстроиться под него или подстроить его под себя. Конфликты встречали нас на каждом шагу, и я постоянно жила на пределе, на взводе, как натянутая струна. Иногда струна рвалась. И всем было очень плохо.

Я думала, это все, моих ресурсов больше ни на кого не хватит. Никогда. Была уверена, что Женя будет единственным ребенком, что я не смогу больше решиться на детей. И ошиблась.

Все прошло со временем. Человек удивительное создание Божье, он привыкает и приспосабливается ко всему. Особенно, когда есть мотивация. И, особенно, если эта мотивация – Любовь.

Испытания наделяют нас опытом и новыми знаниями. Самое главное из них – знание о том, что все проходит. И усталость, и боль, и страх. Очень неприятные вещи, переживаемые многократно, с каждым разом все меньше царапают душу, все меньше отравляют. Ты падаешь, и встаешь снова. Дорогу осилит идущий, а претерпевший все до конца – будет спасен.

Прошел еще месяц, и я уже без содрогания могла смотреть на себя в зеркало. Да, я часто срывалась и была «не в духе». А Женечек пока еще мало изменился, так и оставался колючим ежонком, готовым меня «искусать» в ответ на любое приближение к нему. Но я уже разглядела сквозь скорлупу неприятия и боли его нежное сердце, ранимое и трепетное, как у птенчика. И мое сердце сжималось от нежности и жалости. Я перестала быть чувствительной к его «укусам». Мы уже по-настоящему любили друг друга и были мама и сын.

Думала о его прошлом, оставившем столько шрамов на его душе. О тех малышах, для которых такая жизнь это не прошлое, а настоящее, которые страдали и копили шрамы. И часто имели очень мало шансов вырваться.

Я понимала, что пусть я не идеал, совсем далека от идеала, но Женя со мной, дома, в семье – и он исцеляется, он учится быть счастливым. И мне хотелось протянуть руку еще одному малышу. Я почувствовала, что у меня появились на это силы. И вскоре к нам пришла Сашенька.

Если ребенка усыновили в раннем возрасте, он практически ничем не отличается от «домашних» детей

Нет, я, конечно же, знала про реактивное расстройство привязанности и депривацию. Но Жене на момент нашего знакомства был год и четыре месяца. Всего лишь, казалось бы. Когда я читала про усыновленных подростков, что они часто склонны ко лжи, жестокости, воровству и прочим деструктивным вещям, успокаивала себя – мол, наш Женечек еще малыш, ну что он, в конце концов, может.

Я была уверена, что справлюсь со всем «на ура». Конечно же, я ошибалась.

Фото из личного архива Татьяны Мишкиной

Если в душе у человека огромная черная дыра, если он не доверяет миру и людям, и весь его опыт кричит о том, что «жизнь» равно «боль» и «страдание», быть с ним рядом нелегко, даже когда он совсем еще малыш. Пусть неосознанно, сын постоянно защищался, держал оборону и отталкивал меня. Я для него долгое время была агрессором, он видел во мне опасность и бежал.

Слава Богу, самый сложный этап адаптации позади. Прошло уже, без малого, полтора года. Женя постепенно оттаивает и раскрывается, удивляя нас своей способностью заботиться, любить, сострадать. Он самый нежный старший брат, всегда бережно оберегающий маленькую Сашу.

И все же, отголоски прошлого все еще звучат в нем. Порой он смотрит на меня таким взглядом, что невозможно поверить, что ему нет и трех лет. Он все еще просыпается ночами от кошмаров, пусть реже. И по-прежнему, впадает в панику, теряя меня из вида. Между нами все еще не редки стычки и конфликты – сын упорно пытается сбросить меня с позиции старшего, взрослого, и занять эту позицию. Мы часто плачем после ссор, все так же – вместе, в обнимку. И это средство действует превосходно, как и в первое время.

Женя, как и Саша, отличается от своих сверстников и друзей во дворе. Но это уже не расстраивает нас.

После окончания периода адаптации мы станем обычной семьей

Я с нетерпением ждала, когда же мы перевернем страницу, и адаптация останется в прошлом. Казалось, это сразу снимет все вопросы у окружающих, и все будет как у всех. Будем обычной семьей. Почему-то хотелось этого. Сейчас даже не пойму, почему?

Спустя год, наше появление с детьми в любой компании все так же вызывает вопросы.

Мы не похожи внешне. Черноглазый смугленок Женя особенно выделяется. К тому же, его отношения с едой по-прежнему не простые, и он очень худенький, маленький. Обычно люди удивляются, узнав, что ему три года – выглядит он гораздо моложе. Женя говорит охотно и много, только речь его понятна нам с мужем и больше никому.

Сашуля магнитом притягивает взгляды. Моя звезда-блондинка, помимо типичной «солнечной» внешности, еще и с маленьким шрамиком на верхней губке после операции по устранению расщелины. Активная, гуттаперчевая девчонка демонстрирует чудеса ловкости и артистизма. Она, как и брат, выглядит минимум вдвое младше своего настоящего возраста.

Обычно проходит совсем немного времени, прежде чем звучит первый вопрос. Например:

А какая у них разница в возрасте? Как это – восемь месяцев?

Фото из личного архива Татьяны Мишкиной

Мы не скрываем факт усыновления наших детей. В том числе, от них самих. Я даже не очень представляю, как это возможно было бы, в нашем конкретном случае.

Моя племянница с удовольствием рассказывает, как мы забрали Сашу и Женю из специального детского садика. Ей этот сюжет настолько нравится, что она сама обещает взять детишек, когда подрастет.

Женю, который примерно понимает, о чем речь, тоже абсолютно ничего не смущает – он родился у тети, а потом мама с папой нашли его и сказали: «Это наш мальчик!».

Да, теперь уже совершенно ясно, что мы никогда не станем «как все», обычной семьей. Всегда останутся вопросы. И прошлое не перепишешь, с ним придется жить и нам, и детям. Но это вовсе не проблема для нас. Мы открыты миру, всегда рады новым знакомствам, друзьям. Быть не как все не означает быть в конфронтации с окружающими. И нет никаких переживаний по этому поводу.

Рано или поздно кровная семья даст о себе знать

Это только наша ситуация, мои ожидания, которые, на сегодняшний день, не оправдались . Скорее, если говорить об ожиданиях, речь о семье Сашеньки. Жениной биомаме вряд ли есть до него дело, как и до самой себя. У этой молодой еще женщины такой богатый набор диагнозов, что остается удивляться милости Божьей, что она не передала все это по наследству сыну.

С Сашей ситуация совсем иная. Она из семьи, которая, по всем признакам, благополучная. Есть мама и папа, есть старшая сестра. Больше того, ее биологические родители довольно успешные люди, образованные, с хорошим достатком.

Сашенька поздний ребенок. Наверняка запланированный и долгожданный, раз мама, даже зная о синдроме Дауна, решила сохранить беременность. Не очень понятно, что же случилось после. По словам сотрудников Дома малютки, решение оставить ребенка принимал папа. Мама сперва плакала и сопротивлялась. Но потом согласилась. Что ее напугало? Синдром? Расщелина губы и неба? Или что папа уйдет из семьи?

Фото из личного архива Татьяны Мишкиной

Мне никогда не понять эту женщину. И бесконечно ее жаль. Я знаю нескольких мам, осознавших свою ошибку и забравших своих детей. У Сашиной мамы такого шанса уже не будет. Она могла бы найти нас, тем более, что никто не прячется – вся жизнь нашей семьи в моем блоге в социальных сетях, как открытая книга. Но общения не будет, категорически против мой муж. Я не согласна с ним, но спорить не стану. По крайней мере, пока Саша сама не сможет решать.

Признаюсь, честно, от одной мысли о встрече с биомамами у меня холодеет внутри. И все же, я стараюсь узнать о них больше, чтобы потом уже повзрослевшие мои дети знали что-то о своем происхождении, корнях.

Но, к счастью или нет, биомамы молчат, никак не проявляют себя до сегодняшнего дня. В этом смысле мои ожидания также не оправдались. Пока все тихо. Зато пришло осознание, что даже в случае, если кто-то из родителей объявит о себе, это не сможет кардинально изменить отношения внутри нашей семьи. Мы родные.

До сих пор у нас полно ожиданий, которые, вероятно, не оправдаются. Наверно, это не страшно. Если не подгонять себя, детей и саму жизнь под свои же ожидания, а дать всему вокруг – просто быть. Принимать, с Любовью, все, что день грядущий нам готовит. Ведь самые сложные периоды и этапы вспоминаются, подчас, с особой теплотой и благодарностью.

Так и живем. Стараюсь думать о хорошем, не позволять страхам точить душу раньше времени. Все придет – и переходный возраст, и школа, и первая любовь. Дети растут, Слава Богу. Как-нибудь справимся.

И снова, уже спустя годы – оглянусь назад. Вспомню себя сегодняшнюю, свои мысли о будущем. И улыбнусь.

В Астрахани, как и полагается в июне, была жара. Но семерых детей Веры Дробинской это не испугало, у них произошло радостное событие -- прогулка в центр города. Выбраться из дома им вместе удается не часто, но у мамы есть помощники, и они все смогли отправиться в небольшое путешествие. Помощники -- это одна близкая знакомая, которая часто помогает Вере с детьми, а еще двое корреспондентов «Нескучного сада».

У Веры необычные дети. Каждый из них имеет какой-нибудь медицинский диагноз, а иногда и не один. У всех семерых есть инвалидность. И в недавнем прошлом они – сироты. А сегодня у них есть мама и дом. И диагнозы начинают потихонечку отступать. Хотя не без боя…
Их мама Вера Олеговна Дробинская -- детский врач. Одно время она работала в астраханской областной детской больнице, где в одном из отделений лежали отказники. Трое Вериных детей -- оттуда. Еще трое – из интерната для детей-инвалидов в селе Разночиновка, в 50 км от Астрахани -- там находятся дети, признанные необучаемыми и непригодными к жизни в обычных детских домах и интернатах. Последний, Максим, из детского дома, но, не попади он к Вере -- тоже был бы кандидатом на разночиновский интернат.

Вместо Австрии -- Данилка

Однако, если по порядку -- первым был Данилка. «В конце девяностых годов я уже в областной больнице не работала, -- рассказывает Вера. -- И вот однажды встретила на улице сотрудницу из той больницы, спросила, как дела. Она говорит: «плохо, отказников кормить нечем, заведующий отделением на свои деньги молоко покупает». У меня было много обеспеченных знакомых, в том числе и за рубежом, мы стали искать деньги». Деньги не только на молоко, но и на операции за границей, причем не только для отказников, но и для тяжелобольных «неоперабельных» детей с родителями. Образовалась группа людей, которые стали ходить в детское отделение, как-то помогать. В том числе Вера и ее родная сестра Лиза. У Лизы в то время уже была семья -- муж и двое детей. Через некоторое время Лизина семья взяла к себе из больницы годовалого ребенка, у которого была серьезная желудочно-кишечная патология и сильное отставание в развитии.
В тот период, в самом начале 2001 года, Вере предложили работать в Австрии детским врачом. «Мне было очень тяжело отказаться от такого предложения. В Австрии такие возможности. Мне говорили: «Ты на свою зарплату сможешь целый детский дом содержать». Но в это время здесь несколько человек, с которыми мы ходили помогать в больницу, в том числе и моя сестра, забрали кого-то из детей к себе домой. Я подумала – как же я уеду, оставлю их тут… И осталась. А потом столкнулась с Данилкой».

Данилка

Сейчас Данилка спит. По виду он как двухгодовалый малыш. А на самом деле ему шесть лет. Вера взяла его во 2001 году, тогда ему было восемь месяцев. «Данилка почти совсем не растет, у него сильное нарушение обмена веществ, большинство продуктов не усваивается, сейчас он на специальной диете, плюс у Данилки такое заболевание, при котором суставы не разгибаются. Когда я его забирала из больницы, мне говорили: он проживет у тебя максимум две недели. Он не мог ничего есть, был очень обезвожен и истощен. Родился он весом 2 кг 900 г, а в восемь месяцев весил 3кг 100 г. Кричал он днями и ночами, живот был страшно раздут, дышал со свистом. Я видела, что даже у самых тяжелых детей после того, как их забирали домой, сразу же улучшалось состояние. Только на это я и надеялась».
Вера вспоминает, что тогда в больницу приходили помогать протестанты, и одна женщина из них сказала про Данилку: «Мы за этого ребенка молились, чтобы он поскорее умер, потому что он ужасно страдал».

«Зачем они тебе нужны?»
Вера с детьми живут в маленьком домике в частном секторе на окраине Астрахани. Большой компанией выходим из дома -- до остановки маршрутки недалеко. За одну руку меня берет девочка в красном платье, за другую -- в синем. Это Тавифа и Маша, одной пять, другой шесть лет. Маша говорит без умолку, Тавифа вообще не разговаривает, но вид у нее очень смышленый. На груди шрам -- след от операции на сердце, которую ей сделали в 2002 году, когда она умирала от тяжелейшего порока сердца. Тогда Тавифа была пациенткой астраханской областной детской больницы и одновременно отказным ребенком. Такой порок сердца, как у нее, у нас в стране оперировать не брались. Вера решилась поехать с ней, с Данилкой, и еще одним ребенком, Женей, у которого тоже был очень редкий порок -- незаращение брюшной полости (это когда весь кишечник снаружи), в Австрию, чтобы сделать операции там. «Я очень боялась ехать, -- вспоминает Вера. -- Мне перед поездкой все время снились кошмары, как будто горит поезд, а я должна схватить сразу троих неходячих детей, чтобы вытащить их из огня. А люди мне говорят: «зачем они тебе нужны?..» Чтобы выехать с Тавифой за границу, Вере необходимо было оформить над ней опеку. «А потом, когда мы вернулись, я просто не стала отдавать ее обратно». У Жени была семнадцатилетняя мама, после операции она взяла его домой, теперь Женя живет в родной семье. Тавифа -- в Вериной.

Тавифа и Маша

Еще через три года у Веры появилась Маша. Маша лежала в той же больнице. Она очень сильно отставала от других детей в детском доме, ее считали умственно неполноценной и планировали перевести в интернат для умственно отсталых детей. Ее, как говорили Вере, нашли в мусорном ящике. «Маша как-то запала мне в душу. Но я в то время жила со своей мамой, мама была очень недовольна Данилкой и Тавифой, поэтому о третьем ребенке речи быть не могло. Когда я сказала маме, что хотела бы взять еще Машу, мама пошла в опеку, сказала там: «не разрешайте ей брать еще одного ребенка, она очень устает, она не справиться, и дом этот мой и т.п.» И мне пришлось уехать -- я собрала все деньги, какие были, заняла еще и купила дом километров в сорока от Астрахани, в деревне. Дом был старый, страшный, но это был уже мой дом. Тут, правда, начались проблемы с органами опеки: они сказали, что поскольку дом старый, то, если я не исправлю жилищные условия, они и этих детей заберут. Мне пришлось с ними воевать». Основным аргументом Веры были фотографии и истории болезни Данилки и Тавифы, а также свидетельства врачей, которые подтвердили, что за те три года, что дети живут у Веры, их состояние значительно улучшилось. «Я им говорю -- какое будущее ждет эту девочку Машу? Если бы хоть кто-то хотел ее усыновить… Но ведь никого другого нет». Вскоре Вере из Австрии передали сумму денег, и их хватило на то, чтобы купить маленький дом в частом секторе Астрахани. Тогда Маша смогла попасть к Вере -- это случилось как раз в тот день, когда девочке исполнилось четыре года.
«Наверное, самое трудное время было, когда у меня было двое детей -- Данилка и Тавифа. Они были оба больные, не ходили, не говорили, себя не обслуживали. Когда появилась Маша, мне стало легче -- она многое умела делать сама. Она очень жизнерадостная, и детей она как-то между собой сразу связала. Тавифка от нее научилась одеваться, на горшок стала ходить -- я до этого учила ее, учила -- никакого толку, а с Машей она научилась это делать за три дня».

Пусть придет пустая маршрутка!

…На остановке стоит большая компания -- семеро детей и четверо взрослых. Такой компанией в маршрутку сразу не влезешь. Вот уже третья приходит полная. Тут тринадцатилетняя Надя говорит: «Нужно помолиться, чтоб поскорее пришла еще маршрутка, и пустая… Господи, пусть придет пустая!» Через три минуты приходит почти пустая маршрутка, все влезают. «Вот так я с ними и живу», -- говорит Вера.
Надя попала к Вере полтора года назад. Вместе с Ринатом, которому двенадцать. Из разночиновского интерната. Диагноз у обоих был -- умственная отсталость, у Нади в средней, у Рината в тяжелой степени. При мне Надя сделала вместе с преподавательницей, которая ходит периодически заниматься с детьми, довольно сложное задание. «Я очень надеюсь, что диагнозы им снимут, и они будут учиться в обычной школе», -- говорит Вера. Пока в обычную школу их не берут, они учатся дома. Прогресс налицо -- придя из интерната к Вере, они даже букву «а» не знали, теперь умеют читать. «Первые полгода я занималась с ними сама, потому что хотела увидеть, что они могут, ведь неизвестно, что могут дети, если ты с ними этого не попробовал. Потом я стала нанимать им преподавателей. Дети поначалу очень не хотели заниматься. Они в себя совершенно не верили. У нас была с ними по этому поводу война. Помню, Надя кричала: «Мы не будем, мы дураки». Я говорила: нравится тебе быть дурочкой -- можешь собирать вещи и ехать обратно». Надя уходила в угол и там потихоньку меня ругала матом. Вообще, когда они пришли из интерната, из десяти их слов девять был мат. Они не знали нормальных слов. К малышам они были очень жестоки -- по-видимому, в интернате у них была такая традиция. Ринат бил ногами Мишку и Максима. Я боялась из комнаты выйти, было опасно оставлять их наедине с другими детьми. Мне приходилось говорить Ринату: понимаешь, если вы покалечите друг друга, то меня в тюрьму посадят, а вам всем придется возвращаться обратно. Он очень боялся этого. Вообще, они очень хотели войти в нормальную жизнь и очень хотели остаться. Я думаю, что это спасло ситуацию. Этим детям очень важно поверить в себя, увидеть, что у них что-то получается».
Сейчас Надя и Ринат -- просто образец заботы старших о младших. Например, такая мелочь -- пакет с вафлями, которыми угостили детей и дали Максиму, он не стал развязывать сам, а отнес Наде, чтобы она на всех разделила – такое абсолютное доверие. Надя и Ринат -- главные Верины помощники. Убраться, разогреть еду, помыть посуду, одеть малышей -- все это они помогают делать. Честно говоря, когда с ними пообщаешься, становится совершенно непонятно, как они оказались в разряде необучаемых детей.

Ринат

Я слышала, как храме Ринат спрашивал у Веры: «Мама, что было бы, если бы Христос не победил?» Недавно Ринату пересмотрели диагноз -- тяжелую степень умственной отсталости заменили на легкую. Перед этим Вере пришлось повоевать с психиатрами.

Мишка
Мы идем по бульвару. Все дети вприпрыжку, Данилка на руках у мамы, Мишка -- за руку с Вестой, Вериной знакомой. Идти ему нелегко -- у него ДЦП. Он очень интересно себя ведет -- ему нужно все потрогать, полизать, пощелкать по листьям и по забору. Мы переживаем -- смогут ли дети, особенно Миша, дойти от сквера до кремля? Веста на мой вопрос отвечает: «Они все могут…». Мишке больше всех необходим телесный контакт. Когда мы были еще дома, он буквально требовал, чтобы его держали на руках, а когда оказывался на руках, то жестами просил держать его как можно крепче. Вчера Мишке исполнилось семь лет. Он не разговаривает, но иногда звуками выражает свои эмоции. Вначале поездки хныкал, теперь развеселился.
Мишка из разночиновского интерната. У Веры было тогда уже трое детей, когда она попала впервые в Разночиновку. «Там триста детей, которые разделены на три уровня. Первый уровень -- совсем больные дети, про которых говорят, что они вообще ничего не соображают, бумагу едят и т.п., второй уровень -- разные инвалиды, которые фактически свалены «в одну кучу», и есть дети практически нормальные, даже очень умные, но по каким-то причинам признанные необучаемыми. Получается, дети с разными диагнозами, с разной степенью задержки живут там все вместе. Если без ног родился ребенок, или без рук -- он тоже может оказаться в этом же интернате.
А там уже с ними не занимаются -- ведь считается, что здесь все необучаемые. Персонал, который там работает, не умеет и главное, не понимает, зачем им заниматься этими детьми, к чему их готовить? Там такая установка у воспитателей формируется, что лучше всего для этих детей умереть, чтоб они не мучались... И я понимаю, что им некуда готовить этих детей. Они знают, что их после 18 лет все равно ничего в жизни не ждет, кроме дома престарелых. И чего тогда стараться? Ну, научат они его чему-то, а попадет он в дом престарелых и все равно там погибнет, раньше или позже.
Стали мы туда ездить где-то раз в два месяца. Когда я увидела Мишку, я была в ужасе. Мы шли по коридору, и я услышала какие-то нечеловеческие рыдания. Заходим в палату -- там пятнадцать кроватей, на всех больные дети, один из них привязан за ногу капроновым чулком. Он рыдал не как ребенок, а как взрослый человек. Все руки у него были в следах челюстей по плечи -- это он себя так кусал, и голова вся была у него разбита -- он бился головой обо все, что можно».

Мишка

Мишка очень сильный -- привык выворачиваться из своих пут, в интернате его привязывали, чтобы он никуда не уползал. «По нему очень видно, что он долгое время был привязанный, -- говорит Вера. -- Например, если во время еды у него вафля падала на пол, он ее не доставал, а бился головой об стену и не мог понять, что вафлю просто можно поднять».

Ты не справишься Последние четверо детей: Мишка, Надя, Ринат и Максим оказались у Веры практически одновременно, это произошло полтора года назад. «Когда я собиралась брать последних детей, с кем бы я перед этим ни советовалась, меня никто не поддерживал, кроме сестры, все остальные говорили: «ты что, ты не справишься!». В то время я ехала по делам в Москву в поезде, и разговорилась с женщиной, которая рассказала, как во время войны мать их погибла, а их было шестеро человек, и их всех поднимала совершенно чужая женщина, и все выросли нормальными людьми. И я подумала -- ну, тогда ведь не было ни пособий, не помощи, и как-то они выжили.
У меня не было такой цели -- брать детей, я никогда не собиралась этого делать. У меня были совсем другие планы -- я думала в монастырь уходить. Но просто я с ними столкнулась и подумала -- а что мне мешает им помочь? У большинства сирот-инвалидов просто нет шансов выжить. Мы ходили в больницу, помогали, но в какой-то момент поняли, что просто придти -- это почти бесполезно для детей. Я как врач понимала, что рано или поздно тот же Мишка или Данилка просто погибнут.
Но у меня было не так, что я увидела детей и начала их всех сразу брать к себе. У меня каждый раз была борьба. С одной стороны, я не хотела их брать, я думала: нет, я не могу, я не буду». Но, с другой, я говорила себе: «Я могу ребенку помочь. Что мне мешает? Только внутренние сомнения и сомнения окружающих в том, что я могу не справиться. Но что может произойти самое страшное, если я не справлюсь? Страшнее того, что с ними было, уже трудно себе представить. В самом крайнем случае они опять вернутся в интернат. А может быть, им у меня будет лучше?» И наступал какой-то момент, когда я чувствовала, что я люблю этих детей. Я их на самом деле всех очень люблю. И не могу себе представить, что я буду здесь жить, а они будут там страдать и медленно умирать».

Много, и все какие-то не такие…
«Когда берешь детей, нужно полностью перестраивать свою жизнь. Многие друзья постепенно перестали со мной общаться. Я вижу, что детям становится лучше, я этим живу, мне кажется, что это такие наши серьезные достижения, а друзья приезжают к нам, и потом оказывается, что они в шоке от моих детей -- их так много и они все какие-то не такие. Они лезут общаться, все хватают, карабкаются на руки, Тавифка ворует заколки, Мишка всех пугает, от него сразу все шарахаются. И я уже реже приглашаю людей. У нас же здесь не зоопарк».
Вера все время с детьми, круглые сутки, круглый год. Она говорит, что приспособилась отдыхать с ними. «Если мне нужно куда-то отлучиться на час-полтора, у меня есть два-три человека, с которыми я могу их оставить. А надолго я стараюсь от них не уезжать. Даже не потому, что что-то может случиться, а просто мне кажется, что когда я уезжаю -- это какое-то потерянное время».
У Веры оформлена над всеми детьми опека. «Я бы прямо сейчас их усыновила, но мне нельзя, потому что у меня нет стабильного источника дохода». Вера, естественно, не работает, получает на каждого из шестерых детей по 4 тысячи рублей. На Данилку ничего не получает -- у него официально есть родители, которые иногда приезжают, но крайне редко, в основном когда им что-то нужно с документами. «Нам все время кто-то помогает. Я даже не рассчитывала на такую помощь. Раньше много помогали из-за границы мои тамошние знакомые. Сейчас очень много наши помогают. Я иногда даже не знаю, кто. Православный приход помогает: звонят и говорят -- у нас есть для вас продукты или деньги. Иногда просто приезжают люди и около дома оставляют вещи. Из лютеранской церкви помогают -- у них есть какие-то программы помощи, и недавно мне на счет перевели большую сумму денег. Я на эти деньги смогла сделать пристройку к дому. Теперь вот нужно искать средства, чтобы успеть провести отопление до зимы.
Администрация помогает -- недавно баню построили, еще правда не достроили, но уже можно мыться, а то раньше нам приходилось ходить мыться к моей сестре».

Надя

Перед тем, как последние четверо детей оказались у Веры, у нее были трудности с органами опеки. Но Вера не привыкла сдаваться. В результате ее поддержал мэр Астрахани.
Больше всех Вере помогает и поддерживает сестра. Кстати, у них с мужем несколько лет назад появился еще один приемный ребенок -- очень больная девочка, которая попала к ним с сильнейшим неврозом и множественными переломами -- так с ней обращались в родной семье. Теперь в Лизиной семье четверо детей -- двое своих и двое приемных. «Они мне и в бытовом плане помогают -- говорит Вера, -- например, продукты закупать, у них есть машина». Свозить, правда, куда-то всех детей они не могут -- все в машину не помещаются. «Мне тут посоветовали -- рассказывает Вера, -- напиши заявление, попроси машину. Я написала. Из опеки тут же пришли, говорят -- вы просите машину, это результат того, что вы не справляетесь с детьми...
Я не хочу слишком много просить, мне кажется, это не полезно в первую очередь для детей -- считать, что им кто-то что-то должен. Вот Ринат у меня недавно спрашивает: откуда берутся деньги? Я ему объяснила. Я очень рада, что у него возник такой вопрос. Так ему проще понять, зачем нужно учиться».
Большая часть денег, по словам Веры, идет на преподавателей, приходящих к детям, потому что это нельзя откладывать.

Купание в городском фонтане

…Решили поесть мороженого. Мама Вера умудряется кормить сразу троих -- Данилку, который лежит у нее на руках, Мишу, который несколько раз пытался куда-то уползти вместе с мороженым, и Тавифу, которая периодически кладет свое мороженое на землю, когда ей надоедает его держать. «Она очень хитрая, -- говорит про Тавифу Вера, -- все понимает, но речью пользоваться не желает -- так ей проще, а если вдруг что -- она вроде как не поняла».
Поедание мороженого закончилось купанием в городском фонтане. Искупались все, кроме Максима -- он в памперсах, ему купаться нельзя. Максим активно выражает свое недовольство. Потом говорит мне потихоньку: «Ты можешь сходить к нам домой, взять мне быстренько штаны, чтобы я тоже смог искупаться?» Потом неохотно соглашается на мамино предложение искупаться дома в ванночке из шланга, но долго рассуждает, что шланг -- это все-таки не фонтан. Характер и интеллект у него в полном порядке. «Максим, ты устал?» «Нет!!» «На самом деле он очень устает, -- говорит Вера -- но характер признаться не позволяет». У Максима врожденный порок развития позвоночника, из-за этого этот умный мальчишка мог бы оказаться в том же разночиновском интернате. Максим попал к Вере в самом начале 2005 года, сейчас ему шесть, в следующем году он должен пойти в первый класс обычной школы.

Максим

«Максима я не планировала брать, я помогала детскому дому устроить Максима на операцию. А когда органы опеки делали мне документы на Надю, Рината и Мишу, то вместо Миши сделали документы на Максима. Я же не скажу «нет», когда уже и документы оформлены». Максим единственный не хотел в семью. Первые пару месяцев жизни у Веры он все время говорил: я хочу назад. «Вас это не задевало?» -- спрашиваю Веру. «Нет, конечно. Я же понимала, что там, в группе, у него остались друзья, ему очень трудно менять обстановку. И такая его реакция меня, наоборот, радовала, потому что это значило, что у человека есть привязанности». Сейчас Максим очень привязан к Вере.
«Меня их заболевания не угнетают -- говорит Вера. -- Я думаю, что из семерых моих детей пятеро смогут жить нормальной жизнью. Мишка, я знаю, выкарабкается, потому что он очень хочет жить, хочет общаться. Сейчас труднее всего, наверное, с Данилкой. Самая большая проблема даже не в том, что он не ходит, а в том, что он все время какой-то печальный. Остальные дети очень жизнерадостные, а у него какая-то глубокая скорбь».

«Я раньше инвалидов боялась…»
Обратно решили поймать такси. Садимся с Ринатом, Максимом и Машей в одну машину, Вера с малышами остается ловить следующую. Наша машина отъезжает, и в глазах детей ужас -- а где же мама??! А дальше всю дорогу: «мама едет за нами, конечно, она едет за нами, наверное, она вот в этой машине…» Удивительно, как даже такое короткое расставание мучительно для этих детей.
«Меня спрашивают, -- говорит Вера, -- они тебя слушаются? Я отвечаю: «Они должны меня слушаться, иначе мы не выживем». Я не могу сказать, что я с ними как-то очень нянчусь. Я, честно говоря, хоть и врач, раньше инвалидов боялась. А сейчас вижу -- в инвалидах есть что-то такое, чего нет в здоровых детях. Они отличаются от обычных детей каким-то особым восприятием жизни, как бы одной ногой они находятся в духовном мире. Может быть, это потому, что они очень страдали, они знают цену жизни. Мне кажется, им тяжело адаптироваться к нормальной жизни, как, например, людям которые прошли концлагерь. И отношение к Богу у них удивительное. Пойти в храм для них -- любимое занятие. Мы, правда, редко выбираемся.
Я взяла этих детей не потому, что они инвалиды, а потому, что они запали мне в душу, потому что они сильно страдали. Я их очень люблю. Я столкнулась с ними, и не могу после этого делать вид, что ничего не знаю. Я буду мучиться, как будто бы я своего ребенка сдала в интернат.
Я себе не ставлю никаких условий -- что должно быть вот так-то и вот так-то. Как справляться – это уже второй вопрос. Всякие бытовые проблемы отступают на задний план. Ну, да, я устаю, было такое, что я болела -- посторонние люди помогали. Бог же ведь тоже помогает. У меня никогда не было, чтоб я пожалела, что их взяла. И отчаяния у меня тоже никогда не было. Моя жизнь наполнилась другим содержанием. Мне кажется, что для сердца, чтобы быть счастливым, надо любить».
…Ну вот и все, все снова дома. Девчонки радостно визжат, обливаясь во дворе из шланга -- прекрасное спасение от жары. Данилка спит, Миша тоже пополз укладываться -- он сегодня перевыполнил все нормы по ходьбе. Пора и уставшим и облитым на последок из шланга корреспондентам НС уходить. Маша и Надя весело кричат: «До свидания! Приходите к нам еще!» Тавифа просто машет руками. Мама Вера улыбается -- ее дети довольны, а что еще нужно маме? День почти прошел…А впереди еще много дней, и больше всего хочется надеяться, что всегда у этой удивительной семьи все будет хорошо.

Светлана Геннадиевна Зверева, начальник отдела жизнеустройства детей, оставшихся без попечения родителей Министерства образования и науки Астраханской области: «Верины дети стали сейчас совсем другие. Один Миша как изменился -- на что он был похож, так это смотреть было жутко. А сейчас он самостоятельно передвигается, физически стал меняться, он спокоен, стал сам спать. Но таких людей, как Вера и ее сестра, я больше не знаю… Конечно, многие специалисты не разделяют Вериного оптимизма по поводу этих детей, считают, что у Веры мало места, мало сил на этих детей, говорят: а вот когда у этих детей начнется переходный возраст, у них начнутся проблемы… Вера же говорит, что все зависит от того, как она сейчас сможет их воспитать, что она сейчас сможет для них сделать».

Марина НЕФЕДОВА
Фото Екатерины СТЕПАНОВОЙ

Банковский счет Веры Олеговны:
Астраханское ОСБ №8625/010
Поволжского банка Сбербанка России
414000г.Астрахань,ул.Кирова 6
к/cч.30101810500000000602
БИК 041203602 ИНН 7707083893
КПП 300002001

Расчетные счета
во вклад/от юрид.,физ.лиц/47422810305009950003
на МПК АС Сберкарт 30232810305000200108
На международные ПК 30232810005000100016
Ф.И.О. получателя средств Дробинская Вера Олеговна
Лицевой счет 42306.810.8.0516.1523643.

Здравствуйте, меня зовут Клара, мне 31 год. У меня трое детей. Старший сын рожден от первого брака, настоящего отца он незнает. потом я вышла замуж во второй раз и родила двоих детей дочь и сына. Когда родилась дочь я просто если честно не стала уделять старшему сыну время. Дочь маленькая и если она закричит или начнет плакать мы с мужем орём на старшего сына и начинаем ругать его, во многих случаях я его избиваю. Когда дочь исполнилось 2 годика я снова родила сына младшего. сейчас младшему 9 месяцев. Я так устала от крика детей, от пеленок, от соски и всего прочего. Теперь я не хочу видеть всех детей. У меня сейчас нет желания вообще рожать. я устала и морально и физически. Мужу когда объясняю он меня понимает, (уже как 1,5 месяа муж сам готовит младшему сыну смесь по ночам.) но днем я остаюсь опять с детьми одна. Когда они плачут, то одновременно. кушать хотять тоже одновременно. Когда я завтракаю или обедаю я не понимаю что я ем или задаю себе вопрос "Я сегодня покушала или нет". от этого я стала еще больше агрессивной. Если кто то из детей провинился я начинаю бить всех троих. Когда муж рядом я могу только побить старшего. На своих детей он не кричит и не ругает. Мне очень жалко старшего сына. Когда я его побью за что то, после я начинаю просить прощения у Бога и у него самого. Но до каких пор это будет продолжаться.Он взрослеет, ему скоро 9 лет. Я не могу себя держать в руках. Куда пойти и лечиться. Я не хочу бить детей. Но если они не слушаются как им объяснить. не понимаю. Я не могу больше так. помогите мне как то. Посоветуйте что то пожалуйста.

Здравствуйте, Клара!

Когда вы бьете старшего сына, вы не думаете о том, что на малышах в будущем это тоже отразится. Я уже молчу о том, что старший сын тоже будет носителем психологической травмы. Вы вообще своих детей любите? Они рождены в любви ? И почему вы делите их на того, кто от первого брака и кто от второго? Это же ВАШИ дети! Если вы устали, почему никто не помогает из родствеников? Рекомендация вам: обратитесь очно к специалисту. И возьмите себе время на отдых. С Уважением Олеся.

Хороший ответ 0 Плохой ответ 3

Здравствуйте, Клара! Похоже, что Вас в детстве били родители, так как Вы не знаете другого способа взаимодействия с детьми. Если это так, вспомните себя ребенком, что Вы испытывали, когда Вас били. Если это не так, то поверьте на слово, что такой способ воздействия на ребенка не приводит ни к чему хорошему. Вы подвергаете своих детей физическому насилию. За границей Вас привлекли бы к суду за жестокое обращение с детьми и лишили бы материнских прав. Я понимаю, что Вы не хотите этого делать. НО делаете. Начинайте с себя. Ваше собственное эмоциональное состояние нуждается в немедленной коррекции. Если Вы чувствуте, что начинаете злиться, идите на кухню и выпейте холодной воды. Сделайте вдох - потом задержите дыхание на 2-3 сек., потом выдохните. Так проделайте несколько раз. Ваша злость намного уменьшится. Если хотите кого-нибудь ударить, ударьте подушку, можно ее подольше побить, чтобы вышла злость. Если Вы не научитесь контролировать свою злость, Вы будете вымещать ее на детях, особенно старшему "повезло". В чем виноват Ваш старший сын, когда плачет младший? Если виноват один, почему страдают все? Если трое детей, логично их кормить одновременно. Вам нужна помощь со стороны родственников. Попросите ее, иначе Вы совсем не будете контролировать ситуацию. Ваша усталость и раздражение не позволяют Вам сосредоточиться на потребностях детей, они Вас раздражают, а также на своих потребностях. Удовлетворяйте свои потребости. Если хотите спать - попросите мужа или родственников побыть с детьми и поспите. И так далее во всеми другими потребностями. Старшего сына имеет смысл привлекать к заботе о младших, а не кричать на него и хвалить его за каждый успех. Иначе в подростковом периоде он отдалится от Вас и Вам будет очень сложно с ним. Вам самой обязательно нужно обратиться к врачу-невропатологу или к психологу . Удачи Вам!

Хороший ответ 7 Плохой ответ 1

Здравствуйте, Клара.

Это очень трудно растить троих детей, да еще и погодок. Ваш организм еще не совсем восстановился после вторых родов, как вы уже родили третьего. Это очень тяжело как физически так и морально. В любом обществе считается аморальной материнская агрессия: бьет собственных детей - какой ужас! Это действительно ужасно и хорошо, что вы это понимаете. С другой стороны, маленькие дети все время требуют внимания к себе и этим очень сильно раздражают. А если их трое...

Что же делать? Первое, признаться себе, что вы не можете уделять детям столько времени сколько они от вас требуют. Второе, наймите няню. Пусть она вам помогает с детьми. Или попросите ваших родственников помочь. Третье, уделите немного времени себе. Убегайте из дома хотя бы на часик к подруге, в магазин, в салон красоты или еще куда-нибудь.

Вашего сына старшего действительно жалко - вы сделали из него "мальчика для битья"! Как же он одинок и беззащитен!! Помните, вы единственная кто может защитить его.

Хороший ответ 2 Плохой ответ 1

На протяжении нашей жизни мы, вольно или не вольно, обижаем кого-то из других людей, наносим им какой-либо ущерб или задеваем их чувства. Нередко нам приходится извиняться за свои действия или слова. Но чаще всего нам сложно попросить прощения, и в том числе, поэтому наши фразы звучат неубедительно.

Так как превратить банальные слова в убедительные извинения, которые помогут восстановить отношения? Как сделать так, чтобы эти фразы были эффективны для восстановления отношений, взаимного уважения и доверия?

Нужно сказать, что способность осознать свою вину и, тем более, принести свои извинения – это одна из ключевых особенностей зрелой личности . Если же рассматривать извинения только в качестве общепринятой социальной нормы, которую прививают нам с самого детства, то практически никакого положительного эффекта такие действия не принесут.

У многих людей так и происходит – навык осознания причиненного вреда, собственной вины и необходимости попросить прощения не развивается выше тех формальных действия, которыми человека обучили в детстве; «Извините, я не специально». Из уст взрослого человека это звучит неубедительно и нередко просто раздражает.

Почему извиняться трудно?

Сам факт того, что нам приходится извиняться, означает признание собственной ошибки или неправоты. Чтобы осознать, что ты не соответствуешь идеалу, а тем более, сказать это вслух, требуется немалое мужество и душевная зрелость.

В детском возрасте мы чаще всего вынуждены были извиняться под давлением более старших родственников, которые угрожали нам наказанием, лишением десерта или просмотра мультфильма. Таким образом, социокультурная норма не воспитывалась, не требовала от ребенка осознания, а навязывалась извне и сопровождалась ощущением бессилия, обиженности и непонимания.

Неудивительно, что вместе с умением произносить слова «Извините меня» мы надолго, если не навсегда, привыкаем чувствовать униженность – ведь в детстве взрослые, пользуясь своей властью над детьми, требуют от них того, что ребенок не хочет делать или попросту еще не в состоянии понять.

Наша неловкость в подборе фраз для извинения чаще всего связана именно с потребностью избежать ощущения униженности, которое закрепилось в нас в виде своеобразного «рефлекса».

Поэтому неосознанно мы часто используем не совсем корректные или формальные формулировки, которые не просто не разрешают уже существующий конфликт, а приводят к новым: «Простите, но я думаю…» , «Извини меня, не обижайся!» и и.д. Все эти лингвистические конструкции выдают определенную неискренность и только злят собеседника. Он слышит буквально следующее: «Я считаю себя правым, но мне не нравится, как ты на это реагируешь!» Согласитесь, если посмотреть на вопрос именно с этой стороны, то не стоит удивляться, почему принесенные извинения не приносят желаемого результата.

Они камуфлируют желание извиняющегося оставаться правым и отсутствие раскаяния в том, что он своими действиями и словами кого-то обидел. Вы, наверняка, и сами не раз попадали в такие ситуации: все формальности были соблюдены, извинение прозвучало, а желания простить у вас не появляется.

Есть еще один немаловажный аспект: между фразами «я извиняюсь» и «извини меня» есть огромная разница. Первая – это «заученное» выполнение принятых в обществе норм. Второе – это признание своей ошибки, которое ставит нас в более зависимое положение от того человека, которого мы обидели: он волен простить или не простить.

Почему извиняться необходимо?

В ответе на этот вопрос заключается очень многое . Во-первых, мы уже выяснили, что извинение, принесенное в качестве выполнения правил вежливости, неэффективно. Во-вторых, извинение нужно приносить не из-за того, что вы были неправы, а из-за того, что вы нанесли моральный ущерб другому человеку.

Только извинения, направленные на то, чтобы восстановить чье-то эмоциональное равновесие, которое вы нарушили, может привести к прощению. Действенны только те извинения, которые сфокусированы не на ваших ощущениях и потребностях, а на чувствах и нуждах другого!

Если еще проще: извиняясь, мы не стараемся помочь обиженному нами почувствовать себя лучше, мы пытаемся стабилизировать свое состояние. Поэтому такие наши действия не помогают восстановить отношения.

Эффективные извинения

Принесение извинений – это признание того факта, что мы признали ошибочность своих действий по отношению к другому человеку. Таким образом, мы берем на себя ответственность за это, просим прощения и делаем первый шаг к восстановлению прежних отношений. Наши извинения будут эффективнее, если они будут включать в себя:

1. Четкую формулировку неправильности ваших действий
2. Искреннее сожаление в произошедшем
3. Осознание того факта, что социальные нормы или ожидания были нарушены.
4. Искреннее сочувствие к обиженному
5. Ясную просьбу простить

Чаще всего мы забываем именно о необходимости выразить сочувствие. Чтобы обиженный нами мог простить нас, он должен понимать, что мы «пропустили через себя» те негативные эмоции, к которым привели наши действия.

По-настоящему признаваться в своих ошибках не так уж легко. Но поработать над собой и потом извиниться перед человеком, которому мы чем-то навредили, необходимо – это не просто вернет ваши отношения на прежний уровень, но и сделает собственное ощущение виноватости намного легче.

И помните, что просить прощения нужно не потому, что так принято, а потому, что вы сами хотите этого. Потому, что вам дорог этот человек и ваши отношения, потому, что вы хотите восстановить доверие и дружбу. И тогда у вас все получится!