Когда Ваш ребенок признаётся, что он — гей. Гомосексуальность и дети — как быть

Василий, 47 лет, папа Андрея

О камингауте

Андрей рассказал нам с женой о своей ориентации в свой девятнадцатый день рождения. Когда он только начал говорить, я вдруг понял, что именно он сейчас скажет. Это было потрясением, но подсознательно я был готов к этому признанию.

После камингаута Андрея я очень много думал. Не мог понять, почему это случилось именно с моим сыном. Анализировал, что я сделал не так. Может быть, мало времени уделял? Или не воспитывал как мужчину?

Мы сходили к хорошему психологу. Это было желание Андрея, не связанное с его камингаутом. И психолог подтвердила, что это «первичный гомосексуализм». Андрей себя принял таким уже давно и не испытывает дискомфорта по поводу своей гомосексуальности. Но, главное, психолог сказала, что нам с супругой не в чем себя винить. Если честно, мне это очень помогло. Сейчас, когда с момента камингаута прошел год, я все воспринимаю спокойно. Я принял своего ребенка таким, какой он есть. Он хороший парень, ответственный и мужественный.

О внуках и будущем в России

Об ориентации Андрея знаем только мы с женой. Я не думаю, что стоит беспокоить бабушку или родственников. После того как он признался нам, у него был какой-то период эйфории. Андрей хотел рассказать и своей группе в институте, но я его отговорил: неизвестно, как люди могут отреагировать. Как и любому родителю, мне хочется его обезопасить.

Конечно, мне немного грустно. Я начинаю думать о внуках. Впрочем, Андрей говорит, что тоже хочет детей. У нас в стране в отличие от многих других стран есть законы о , а предложенный обеспечит защиту и биологическим родителям. Думаю, что для Андрея такие законы важнее, чем закон о запрете пропаганды нетрадиционных отношений. Тем более что мой сын ничего не пропагандирует.

У нас все не так плохо. Важна хорошая специальность, друзья вокруг, возможность завести ребенка. Я думаю, что сын может быть счастлив в России.

О важности поддержки

С женой сын более открыт в вопросах личной жизни и своих отношений. Но я знаю, что у него есть друг и он хочет с нами познакомиться. Они ходят в кино и в кафе, собираются вместе на отдых. Я рад, что мой сын не одинок. Ему кажется, что я на него злюсь из-за ориентации и испытываю разочарование, но это не так. Я вижу, что счастлив. И для меня это важно.

Большинство отцов воспринимают нетрадиционную ориентацию сыновей как какой-то позор и не хотят об этом ни с кем говорить. Но такое проявление мужской дружбы существовало всегда. Мы знаем об этом еще со времен Древней Греции. Ориентация не важна, когда есть настоящее чувство, есть любовь и дружба.

Отцу, который столкнулся с с гомосексуальностью своего ребенка, я советую почитать об этом. Но не ЛГБТ-литературу, а, например, Теннесси Уилльямса. Посмотреть «Ангелы в Америке». И увидеть, что это такие же люди с такими же чувствами. Нужно постараться это понять. Ведь когда любишь своего ребенка, ты все равно примешь его любым.

Вячеслав, 42 года, папа Елены

О камингауте

Впервые Лена рассказала о том, что ей нравится девочка, еще будучи школьницей. Мы с ней спокойно это обсудили, и я попросил ее не зацикливаться. Сегодня девочка нравится, завтра мальчик понравится. Позже у нас был разговор о вариантах сексуальной ориентации. Я объяснял ей, что все возможно и все это нормально. У нас мама наказывает или ругает, а я всегда старался быть родителем-другом и хотел, чтобы дочь могла честно говорить со мной обо всем и не бояться.

Когда она стала взрослее, то начала открыто говорить, что ей нравятся девочки и это ее выбор. Мы обсуждали это без скандалов и истерик. Но ее первую серьезную влюбленность я воспринял немного в штыки. По образованию я врач-психиатр и знаю все варианты сексуальной ориентации, но у меня были опасения, что это все юношеский максимализм, ее желание кому-то что-то доказать, пойти наперекор. Мне хотелось, чтобы она не принимала это как данность, а сначала разобралась в своих чувствах и эмоциях. Окончательно я это принял, когда Лена сказала, что у нее серьезные отношения и она хочет жить вместе с девушкой. Мы еще поговорили о моих опасениях и в конце концов решили, что все действительно серьезно.

Об отношениях и будущем в России

Мы обсуждаем все симпатии Лены, и если она нуждается в совете или помощи, я всегда рядом. Когда я понимаю, что у нее серьезные отношения или она хочет жить с кем-то вместе, я обязательно знакомлюсь с этими девушками.

Я не чувствую какую-то агрессию в сторону ЛГБТ-сообщества и не слышал об этом от дочери. Но она у меня творческий человек, возможно, отсутствие агрессии обусловлено кругом общения. И конечно, тем, что к лесби-культуре проявляют меньше негатива, чем к гей-культуре.
Я стараюсь быть аполитичным человеком, но закон о запрете пропаганды гомосексуализма произвел на меня большое впечатление. Наша страна не готова к принятию ЛГБТ-сообщества, и на уровне государства это подстегивается.

Тем не менее я думаю, что Лена может жить в России и быть счастливой. Многих вещей будет не хватать: возможности вступить в брак, финансовых и юридических гарантий, но у меня есть знакомые гомосексуальные пары, которые живут здесь, и некоторые из них даже счастливее, чем гетеросексуальные пары.

Если Лена когда-нибудь захочет родить ребенка, я буду только рад. Для этого совсем необязательно вступать в брак, но если брак будет важен для дочери, я поддержу ее. В России этот союз не будет иметь никакого смысла, и я готов к тому, что однажды она может уехать.

Если дети не готовы рассказывать о своей ориентации папам - это проблема отцов

О важности поддержки

Недавно мы с Леной говорили о ее камингауте - и она подробно рассказывала, как я реагировал на протяжении всего периода принятия. Я сразу понял, как моя поддержка важна для нее, раз она помнила все мелочи вплоть до каких-то фраз.

Современная молодежь открыта для диалога, поэтому если дети не готовы рассказывать о своей ориентации папам - это проблема отцов. Мужчины более закрыты. Рассказывать что-то личное, обсуждать свои переживания - для большинства из них это тяжело. Думаю, что у многих пап даже после спокойной реакции на камингаут в глубине души остается осадок. Они не принимают гомосексуальность ребенка до конца и не готовы говорить об этом. Но ведь ребенок не меняется после камингаута, как и его любовь к родителям. Почему же тогда родители меняют свое отношение к ребенку, если он выбирает иной путь, который непонятен им? Это предательство. Дети нуждаются в нас, рассчитывают на нашу поддержку, для многих из них родители - пример в жизни. А в итоге ребенок сталкивается с непониманием или негативом и должен искать помощь где-то на стороне. Не предавайте своих детей. Любите их независимо от того, что с ними происходит и кого они любят.

Наталья, 64 года, мама Вячеслава

О камингауте

Об ориентации Славы я узнала из его личного дневника еще в школьные годы. Для меня это стало огромным потрясением, но я не стала у него ничего спрашивать: подумала, что все само пройдет. У меня не было никакой грамотности в этом вопросе. Я не знала, с кем поговорить, где почитать об этом. Папа ушел из жизни, когда Славе было 13, и я переживала все это наедине с собой.

Когда Славе было около 20, я стала замечать какие-то переживания и грустные настроения. Начала его аккуратно расспрашивать об этом. Слава видел, что я реагирую спокойно и миролюбиво, и понемногу начал делиться со мной. У нас никогда не было какого-то официального разговора и камингаута, он просто понял, что я знаю. И постепенно это вошло в нашу жизнь как данность.

Ваш ребенок не фашист и не террорист. Как и любой человек, он вправе решать, кого ему любить и с кем жить

Об отношении в обществе

Сейчас мы спокойно обсуждаем личную жизнь сына. К нам в дом часто приходят его друзья-гомосексуалы. Сначала им неловко, но когда они видят, что я отношусь к ним совершенно спокойно, мы сразу находим общий язык. Они очень рады, когда с ними общаются как с обычными людьми. Среди его друзей есть гомосексуальные пары, которые давно вместе, и у них очень хорошие семейные отношения. У Славы есть и много друзей-гетеросекуалов. Его гомосексуальность никак не изменила его личность. Он веселый, образованный, душа компании. Думаю, что родственники догадываются о его ориентации, ведь Славе уже 35, а он не женат. Но напрямую никто не спрашивает.

На работе у Славы не знают. Ни он, ни я не готовы к массовому камингауту, ведь отношение людей может измениться. Наше общество сторонится этой темы. Может быть, внутри люди что-то и понимают, но у нас очень гомофобная страна.

О внуках и любви к сыну

Если Слава захочет расписаться с мужчиной в другой стране, то, как и любая свекровь, я бы хотела, чтобы этот человек мне понравился и мы нашли общий язык. Важно, чтобы это был открытый человек, который по-настоящему любит моего сына.

Каждая мать, узнавшая о гомосекуальности сына, больше всего боится, что в старости он останется один и у него не будет детей. Слава уже взрослый и хочет жить отдельно, моя личная жизнь не совсем удалась, и без внуков я чувствую некий вакуум. Я бы очень хотела, чтобы Слава завел детей.

Недавно я начала ходить в ЛГБТ-инициативную группу «Выход». Мы смотрим фильмы, много разговариваем и поддерживаем детей и друг друга. Очень жаль, что лет 20 назад, когда я только узнала об ориентации Славы, не было таких клубов для родителей. Сексуальная ориентация заложена природой, и когда родители общаются друг с другом, им проще это принять и не винить себя.

Гомосексуальность - это не конец света и не трагедия, из-за которой нужно переживать. Ваш ребенок не фашист и не террорист. Как и любой человек, он вправе решать, кого ему любить и с кем жить. Нужно иметь достаточно сил, чтобы все это принять, и очень много любви к своему ребенку.

Сторонников однополых партнерств рьяно утверждают, что детям все равно, есть ли у них папа и мама, или же их выращивают два мужчины (или две женщины). Просемейные и религиозные организации, а также множество психологов вовсю кричат, что выросшие в атмосфере гомосексуальных отношений дети будут по умолчанию психологически травмированы и неполноценны в жизни.

Но в силу того, что легализация однополых партнерств и тем более «браков» начала происходить в некоторых странах не так давно, до недавнего времени еще не было оснований делать объективные научные заключения. По простой причине - еще не выросло поколение таких детей.

Однако осенью 2010 года Марк Регнерус, доктор социологии, адъюнкт-профессор в Техасском университете в Остине (США), начал свое знаменитое научное исследование на тему «Как отличаются взрослые дети, родители которых имеют однополые отношения». Свою работу ученый завершил спустя полтора года - в 2012-ом. Впрочем, анализ данных продолжается доныне - они доступны всем заинтересованным ученым, благодаря Межуниверситетскому консорциуму политических и социальных исследований Мичиганского университета.

Шокирующие последствия

В исследовании принимали участие 3000 взрослых респондентов, чьи родители состояли в однополых сексуальных отношениях. В итоге, полученные данные стали по-настоящему шокирующими. Впрочем, этого стоило ожидать. Но впервые это было доказано авторитетным ученым из авторитетного университета, а результаты были опубликованы в не менее авторитетном издании «Social Science Research».

Высокий уровень венерического инфицирования. В опубликованных данных сообщается, что 25% воспитанников гомосексуальных родителей имели или имеют венерические заболевания - из-за своего специфического образа жизни. Для сравнения, количество зараженных сверстников из благополучных гетеросексуальных семей зафиксировано на уровне 8%.

Неспособность хранить семейную верность. А вот и причина такого уровня инфицирования. Те, кого воспитывали гомосексуальные родители, намного чаще лояльно относятся с супружеской неверности - 40%. Аналогичный показатель лояльности к изменам среди выросших в гетеросексуальных семьях - 13%.

Психологические проблемы. Следующий шокирующий факт - до 24% взрослых детей из однополых «семей» недавно планировали самоубийство. Для сравнения - уровень таких настроений среди выросших в нормальных гетеросексуальных семьях составляет 5%. Воспитанные гомосексуальным родителем люди значительно чаще, чем выходцы из гетеросексуальных семей, обращаются к психотерапевтам - 19% против 8%.

Это и не удивительно. Ведь 31% выросших с мамой-лесбиянкой и 25% выросших с отцом гомосексуалистом когда либо были принуждаемы к сексу вопреки их воли (в том числе - со стороны родителей). В случае с гетеросексуальными семьями о таком сообщают лишь 8% респондентов.

Социально-экономическая беспомощность. 28% выходцев из семей, где мама была лесбиянкой, являются безработными. Среди выходцев из нормальных семей этот уровень составляет лишь 8%.

69% тех, у кого мама была лесбиянкой, и 57% тех, у кого папа был гомосексуалистом, сообщили, что их семья в прошлом получала государственные пособия. Среди обычных семей это актуально в 17% случаев. А 38% тех, кто выросли с мамой-лесбиянкой, до сих пор живут на государственные пособия, и лишь 26% имеют работу на полное время. Среди тех, у кого отец был гомосексуалистом, только 34% в данный момент имеют работу на полную загрузку. Для сравнения, среди выросших в гетеросексуальных семьях лишь 10% живут на государственные пособия, и половина - трудоустроены на полное время.

Расстройство сексуальной самоидентификации. Ну и напоследок - цифры, которые окончательно разрушает миф о том, что воспитание в однополой «семье» не влияет на сексуальную ориентацию повзрослевшего ребенка. Итак, если папа или мама имели гомосексуальные связи, то всего лишь 60-70% их детей называют себя полностью гетеросексуальными. В свою очередь более 90% людей, которые росли в традиционной семье, идентифицируют себя как полностью гетеросексуальных.

Попытка закрыть рот Регнерусу

Что показательно, когда Марк Регнерус готовил к публикации полученные данные, против него начали вести агрессивную информационную кампанию. ЛГБТ-активисты требовали не допустить публичного оглашения результатов исследования. Самые горячие головы стали клеветать, называя Регнеруса мошенником и шарлатаном, требовали уволить профессора из Техасского Университета. Даже многие ученые ополчились против своего коллеги.

Тогда Университет тщательно изучил все обвинения и скрупулезно проанализировал все данные, полученные Регнерусом. Отдельно проверялась методика исследования. В итоге Университет подтвердил, что научная работа имеет высочайшее качество и соответствует академическим требованиям.

Журналисты интернет-газеты «Все Новости» связались с профессором Марком Регнерусом, чтобы прояснить эту ситуацию.

- Кто и с какой целью подверг сомнению Ваше исследование? Кто проводил расследование, и к какому заключению пришла комиссия?

Насколько я понимаю, Вас интересует прецедент с расследованием, проведенным здесь, в Техасском Университете, касательно соблюдения мной научной этики. Решение о проведении расследования было принято после того, как Нью-Йоркский общественный активист и блогер подал жалобу, утверждая, что с моей стороны имело место нарушение научной этики. Научно-исследовательский отдел университета провел расследование и сделал заключение, что доказательства предъявленного мне нарушения отсутствовали. Таким образом, вопрос был снят.

- Как бы Вы объяснили настойчивое желание ЛГБТ-сообщества добиться Вашего отстранения от работы в Университете и запрета публикации?

Дело в том, что в США права сексуальных меньшинств и борьба за признание однополых «браков» - вопрос крайне чувствительный. Именно поэтому все стадии исследования - от моей работы как автора до рецензионного процесса и, наконец, привлечения внимания СМИ - все это проходило, что называется, под микроскопом. Я ответил на критику моего исследования в ноябрьском выпуске того же журнала «Social Science Research» (2012) и опубликовал полученные результаты. Все заинтересованные ученые данной отрасли имеют возможность эти результаты анализировать и делать собственные выводы. Но непосредственно данные, которые мы опубликовали, являются точными.

Также показательно, что этому исследованию была посвящена большая статья в The New York Times. Это авторитетное издание также посчитало необходимым публично оповестить читателей о полученных Марком Регнерусом результатах. Таким образом, мировое сообщество едва ли не впервые получило авторитетное исследование, которое проливает свет на трагичные последствия воспитания детей в семьях, где родители практиковали гомосексуальные отношения.

vsenovosti.in.ua

Булат

папа Миры (3 года)

Я открытый гей с 2011 года. Живу в Новосибирске со своим бойфрендом Артемом - мы познакомились уже после рождения моей дочери Миры. Вместе с Артемом сделали бизнес по производству сексуальной одежды для мужчин, категория называется «гей-фетиш». Продаем шорты, борцовские комбинезоны и аксессуары. Кроме этого, я организовал собственное маркетинговое агентство.

Желание иметь ребенка много лет было у меня в фоновом режиме, но я не делал попыток найти какой-то вариант. Однажды ко мне обратились две знакомые, с которыми мы часто пересекались на каких-то мероприятиях. Они предложили мне стать отцом совместного ребенка.

Думал я недолго - почти сразу согласился. Я легко принимаю решения. Еще я уверен, что в моей жизни всегда все будет прекрасно, а все, что происходит, - к лучшему.

Пол ребенка для меня не важен: я был бы одинаково рад и мальчику, и девочке. Возможно, был небольшой перевес в сторону мальчика, но без истерического ожидания и сумасшедших фантазий.

Утром в тот день, когда родилась моя дочь, я возвращался из командировки. Звонок Наташи, мамы Миры, застал меня в аэропорту: она сказала, что отошли воды. Я подумал, как здорово, что дочка дождалась меня.

Я активно участвовал в выборе имени. Все понимали, что с таким папой дочке достанется несколько восточно-татарско-алтайская внешность, и называть ее Светой или Леной было бы ни к чему. Быть человеком, непохожим на других, выгодно - говорю, как эксперт в области маркетинга. В итоге мы выбирали из двух вариантов. Наташа, мама моей дочки, до последнего хотела назвать ее Дамира. Но когда Мира родилась, она сказала: «Я взяла ее на руки и подумала: ну какая Дамира? Она же Мира!»

Моя дочь растет в таких же условиях, в каких рос я: в атмосфере любви, принятия и поддержки

Мы видимся с Мирой два раза в неделю. Нам с ее мамой ничего не пришлось изобретать: мы живем в формате разведенных родителей. Многие люди со стороны воспринимают нас именно так - как разведенную пару, которой удалось сохранить дружеские отношения. Например, Наташе на работе говорили, как здорово, что она так тепло общается с бывшим мужем.

В первый год жизни у Миры были две мамы и папа. Потом Наташа и Ксюша расстались, но им удалось сохранить дружеские отношения, и мы сейчас все вместе общаемся и воспитываем Миру. Теперь у нее есть мама и папа, а также Ксюша и Тема.

Решив родить ребенка, Наташа и Ксюша искали не донора, а именно папу, потому что они понимают важность воспитания обоих родителей. В воспитании Миры я веду традиционную для отца более строгую линию, объясняю ей, что такое «нужно» и почему часто оно важнее, чем «хочу». Кто-то из родителей обязательно должен устанавливать для ребенка границы поведения.

Я не стремлюсь дать ребенку свою фамилию - для меня это формальность. Достаточно, что она носит мое отчество: Мира Булатовна. Артем, мой бойфренд, зовет ее иногда «мини-Булатовна» - она во многом похожа на меня, не только внешне, но и по характеру. Характер, конечно, не передается через хромосомы или сперматозоиды. Просто она растет в таких же условиях, в каких рос я: в атмосфере любви, принятия и поддержки. Я очень люблю Миру и стараюсь передать ей то тепло, которое дали мне родители. Тискаю ее, целую в щечки, говорю ей, какая она прекрасная и бесценная.

Если бы образ жизни родителей влиял на сексуальную ориентацию ребенка, я был бы гетеросексуалом, потому что мои мама и папа прожили в мире, дружбе и любви все мое детство и до сих пор живут - чем не пример для подражания? Само по себе определение пропаганды - это штамп, который создают малообразованные люди, а поддерживают их те, кто стесняется признаться в собственной гомосексуальной ориентации, поэтому им удобнее сказать, что их запропагандировали, поэтому они стали геями или лесбиянками.

Марина и Лена

мамы Гордея (1 год)

Мы познакомились в «ВКонтакте». Обе были на тот момент в отношениях. Поначалу встречались тайно, а в один прекрасный день, 14 февраля, просто начали жить вместе.

Какое-то время я не могла понять, действительно ли я хочу ребенка или это родители убедили меня, что им нужен внук. Когда я сказала Лене о своем желании, она до последнего сомневалась. Мы долго все взвешивали и в итоге решили, что разделим родительские обязанности пополам. Лена рожать не собирается - не может представить себя беременной и немного всего этого побаивается.

Если бы в нашем окружении оказался подходящий человек, который хотел ребенка, мы бы не пошли в банк спермы. У нас даже был кандидат, но он отказался: для него было важно, чтобы ребенок жил с обоими родителями.

Оказалось непросто найти врача, который не пытался бы заработать на ситуации, когда у тебя нет мужчины для зачатия, назначив множество лишних обследований. К счастью, друзья посоветовали нам хорошего понимающего доктора.

Когда мы пришли выбирать донора, нам выдали таблички с ростом, весом, знаками зодиака, профессиями, образованием, цветом глаз и волос, описаниями внешности кандидатов. Мы взяли по табличке, сели в разных углах и отметили там понравившихся претендентов. Совпали трое. Потом нам показали детские фотографии этих доноров - быстро, видимо, чтобы мы их не запомнили. Должны показывать фото только одного претендента, но мы попросили, чтобы нам быстренько показали троих. Тут уже однозначно выбрали одного, потому что он очень похож на меня в детстве. У него оставалась последняя доза - популярный донор. К счастью, все удачно сошлось, получилось с первого раза.

Лена присутствовала на родах Гордюши. Без нее я бы не справилась, она буквально рожала вместе со мной. По контракту в палату мог пройти только законный муж - даже не гражданский, - но, к счастью, для нас сделали исключение.

Мы часто слышим, что мальчику необходимо мужское воспитание. Для этого у нас есть крестный папа. Сейчас, правда, он не может принимать в воспитании Гордюши активное участие: у него есть семья и ребенок. Но мы надеемся, что, когда Гордюша подрастет, сможем чаще ездить в гости к крестному. Еще у нас есть есть дедушка и много друзей, так что думаю, с мужским общением мы как-то разберемся.

Гордюша еще маленький и не начал разговаривать, но нам хотелось бы, чтобы он называл нас мама Марина и мама Лена. Конечно, если ему будет комфортнее обращаться по именам, мы это примем. Что касается меня, кто бы ни спросил, я говорю, что Лена - это мама Гордея. Кому-то приходится объяснять. Например, в больницах часто не понимают, как это - две мамы. Недавно ортопед в бесплатной поликлинике был очень удивлен: «А что это? А как это?» Мы посоветовали ему в интернете почитать. А еще Лену два раза в бесплатной поликлинике называли бабушкой: мы заходим в кабинет, а врач спрашивает: «Это кто? Бабушка?»

Лена стала еще и крестной мамой Гордюше. Это не планировалось, просто предполагаемая крестная мама в последний момент отказалась. При этом я не хочу, чтобы меня считали мамой, а Лену - крестной. Хотя, например, моей маме это было бы удобно.

У меня уже был ребенок в других отношениях, тоже мальчик. Когда я пришла в их семью, ему уже был год с небольшим. Сейчас его мама запретила нам видеться, что я тяжело переживаю. Я водила ребенка в детский сад, и никаких вопросов к нам не было. Кажется, для воспитателей главное - чтобы ребенка вовремя приводили и забирали, чтобы он был ухоженный, знал программу. Жаль, что подстраиваться под тебя и твою модель семьи никто не будет. Например, ребенку не позволят сделать открытки на 8 Марта для обеих мам, ведь так не принято. Воспитатели и учителя проецируют свое мировоззрение на ребенка.

Когда сын начнет спрашивать про папу, мы расскажем правду. Правда, о том, какими словами мы ее сформулируем, я пока не думала. Как только возникнет этот вопрос, нужно сказать ребенку, что это был донор. Сначала он не поймет. Через какое-то время придется это повторить, потом, возможно, еще раз. Но врать мы точно не будем.

На работе и у Лены, и у меня все, с кем мы близко общаемся, знают о нашем семейном положении и о том, что у нас есть ребенок. Лене коллеги даже сделали подарок на рождение сына. Когда я только устроилась на работу, меня спросили про личную жизнь, я спокойно обо всем рассказала. Конечно, и директор, и коллеги много расспрашивали - интересно им. При этом они настороженно относятся к геям.

Понимаю те ЛГБТ-пары с детьми, которые боятся общаться со СМИ. Я не боюсь морального насилия, что меня будут оскорблять и порицать. Я знаю, что на это ответить, у меня есть близкие люди, которые поддержат. Но я ничего не могу противопоставить законам, направленным против нашей свободы, и действиям, которые могут совершать люди, опираясь на эти законы. Когда у тебя есть семья, даже анонимное интервью давать страшновато.

Рита и Светлана

мамы Арсения (15 лет) и Вари (2 года) (имена изменены по просьбе героев)

Мы познакомились в интернете и после первой встречи не общались 5 лет. А когда встретились во второй раз, почти сразу решили жить вместе: я, Света и ее сын Арсений.

Арсению тогда было 13 лет, и мы столкнулись со многими проблемами переходного возраста - вряд ли это чем-то отличается в семьях гетеро- и гомосекусуалов. Это не то чтобы протест против взрослых и против всего мира, а скорее просто поиски себя, которые продолжаются до сих пор. Арсений задает себе и нам массу вопросов, начиная с «почему я рыжий?» и заканчивая «в чем смысл жизни?».

Арсений с самого начала хорошо относился и прислушивался ко мне. Если честно, в нашей семье для него авторитет - именно я. Просто я строже, чем Света. Я понимаю, что, если постоянно буду идти на уступки, боясь испортить отношения с сыном, как любой ребенок, он будет этим манипулировать.

Что касается «неудобных вопросов» про то, откуда берутся дети, когда подошло время, Света решила сама поговорить об этом с Арсением. Конечно, она не открыла ему Америку - он вообще довольно самодостаточный и независимый парень. Арсений интроверт и не слишком склонен делиться переживаниями. В школе он мало рассказывает про семью, но при этом ничего не скрывает. Мы не придумывали для меня никаких специальных названий, вроде «няни» или «крестной мамы», я - просто Рита, а вместе со Светой мы - родители.

Я очень хотела тоже родить ребенка, и Света меня в этом поддерживала. Она уже почувствовала радость материнства и желала этого для меня. Наконец, со мной рядом был человек, с которым я решилась на такой серьезный шаг. Спустя полгода мы окончательно убедились, что готовы к совместной жизни и приступили к планированию беременности.

Мы взвешивали все риски, рассматривали разные банки спермы. Был даже вариант зачатия в Дании, но в итоге мы сделали это в Москве по рекомендациям наших друзей. У нас была проверенная врач, которая работала со многими нашими знакомыми. Конечно, это был большой стресс. Чтобы забеременеть, потребовался год - вместе с анализами, отслеживанием цикла и несколькими неудачными попытками.

Я родила дочь с помощью искусственной инсеминации. При выборе способа для нас в первую очередь было важно, чтобы отец не мог претендовать на ребенка, поэтому мы рассматривали только донорское зачатие. ЭКО делается по показаниям - если женщина не может забеременеть сама. Инсеминация - более естественный и простой способ зачатия.

Мы никогда не видели нашего донора, даже на фото. Была только информация о его внешности: цвет волос, цвет глаз, рост, вес, форма носа, национальность, образование. Мы хотели, чтобы ребенок был похож на Свету, поэтому выбирали донора со схожими чертами: глаза серо-зеленые, волосы светлые. Получилось, как по заказу! Теперь, когда мы встречаемся с новыми людьми, они часто думают, что Варя именно Светина дочь. Даже кровный сын похож на нее меньше. Варя называет мамой и меня, и Свету. В детском саду вопросов к нам пока никаких не было, посмотрим, что будет дальше.

Не думаю, что пример нашей семьи может повлиять на сексуальную ориентацию детей. Скорее они просто будут понимать, что такое тоже возможно. Они будут чуть лояльнее, чуть свободнее в восприятии

Сейчас Варя видит определенную модель семьи, кстати, в России довольно распространенную: сколько вокруг людей, которых воспитали мама и бабушка? Тем не менее в мультиках она слышит «мама, папа», поэтому иногда говорит про папу. В такие моменты что-то колет внутри: вдруг когда-нибудь ей будет необходим отец, а мы не можем дать этого. Но я придерживаюсь позиции, что невозможно сделать жизнь ребенка идеальной. В любом случае у человека будут какие-то травмы. Поэтому мы стараемся по максимуму дать ей то, что можем, любить ее за десятерых и восполнить то, чего у нас нет. Да, папы нет - но зато целых две мамы, вот как ей повезло!

Не думаю, что пример нашей семьи как-то может повлиять на сексуальную ориентацию детей. Скорее они просто будут понимать, что такое тоже возможно. Они будет чуть лояльнее, чуть свободнее в восприятии. Если бы сексуальная ориентация прививалась в семье, то мы бы были гетеросексуалами, ведь мы обе выросли в гетеросексуальных семьях.

Кстати, кажется, что семьи с двумя папами, в которых воспитывается ребенок, - это вообще не про российскую действительность. Мужчинам с этим, конечно, гораздо сложнее. У нас же в принципе культивируется мачизм: «пацаны», «пацанские понятия».

Я в принципе не вижу необходимости во всеуслышание заявлять на работе о сексуальной ориентации, какой бы она ни была. Несмотря на то что я работаю в международной компании, наше представительство подчиняется российскому законодательству, поэтому афишировать семейные дела было бы не только странно, но и опасно. В России пропаганда гомосексуализма запрещена. Пока только пропаганда, а что будет дальше запрещено - непонятно.

Когда мы гуляем все вместе, на улице нас воспринимают спокойно. Кто-то немного дольше задерживает взгляд, иногда рассматривают, но никакой агрессии нет. Я думаю, будут ли по отношению к тебе проявлять гомофобию, зависит не только от общества, но и от твоего поведения. Знаю людей, которые ведут себя вызывающе и выпячивают свою ориентацию. Не то чтобы мы что-то скрываем и шифруемся - просто мы обычные люди, которым не нужен протест. Если в лоб спрашивают - вы лесбиянки? - мы честно отвечаем «да». Если же можно не говорить прямо, лучше не говорить.

Будь у нас возможность узаконить отношения, мы бы, конечно, это сделали. Во-первых, документально Света не имеет на ребенка никаких прав. И если со мной что-то случится, Варю отдадут бабушке и дедушке, а Света на нее даже не сможет претендовать. Даже страховку на работе я не могу оформить на супругу.

10 лет назад было проще, чем сейчас. После выхода закона о гей-пропаганде появилась установка государства: мы неправильные, о нас неправильно говорить и тем более неправильно говорить хорошо. Изменился настрой общества, тональность речи - люди в сети стали агрессивнее, появилось осуждение. И кажется, что дальше будет только хуже. Единственная мысль, которая возникает в поисках выхода из этой ситуации, - надо уезжать. Сейчас мы подумываем о том, чтобы перебраться в Европу.

Готовы посмотреть вам в глаза в лучший день лета - 3 августа, на Пикнике «Афиши» . The Cure, Pusha-T, Баста, Gruppa Skryptonite, Mura Masa, Eighteen - и это только начало.

Существуют симптомы предгомосексуальности, которые легко распознать. К тому же обычно эти признаки проявляются в жизни ребенка достаточно рано. Формирование большинства подобных признаков поведения происходит в дошкольном возрасте, между двумя и четырьмя годами.

К ним относятся устойчивое желание принадлежать к другому полу или настойчивые утверждения, что он или она к нему принадлежит; у мальчиков - склонность к переодеванию или имитации женских нарядов, у девочек - настойчивость в ношении только типично мужественной одежды; настойчивое желание участвовать в играх и занятиях, свойственных противоположному полу. Переодевание, как показывают исследования доктора Ричарда Грина, являются одним из первых признаков.

Однако у многих детей симптомы раннего гомосексуального развития могут быть менее заметными .

К особенностям поведения, которые могут способствовать дальнейшему развитию гомосексуальности тносятся и такие, как нежелание играть с другими мальчиками, боязнь грубых и подвижных игр, застенчивость при переодевании в присутствии других мужчин (но не в присутствии женщин), дискомфорт при общении с отцом и недостаток привязанности к нему и, возможно, повышенная привязанность к матери.

В основе – страх непохожести на других В основе гомосексуальности мальчика ощущение и страх, что отличается от других детей. Такой страх сопровождает мальчика, сколько тот себя помнит. И эта "непохожесть" порождает чувство неполноценности и изолирует его от других мужчин. При этом страх оказывается невысказанным, потаенным, о котором родители и близкие мальчика могут только смутно подозревать.

Большинство мужчин-геев вспоминали, что в детстве были физически не развиты, пассивны, одиноки (если не считать подруг), неагрессивны, равнодушны к силовым играм, сторонились других ребят, которые казались им угрожающими и притягательными. Многим из них были присущи черты, которые можно назвать одаренностью: они были смышлеными, не по годам развитыми, артистичным, в то же время коммуникабельными и дружелюбными. Но такие мужчины с детства отличались сверхчувствительностью и мягкостью и просто не были уверены, что мужественность - часть того, "кто они есть".

Из-за особенностей темперамента и семейного окружения позже подобный мальчик уклоняется от необходимости идентифицировать себя с отцом и мужественностью, которую тот олицетворяет. Таким образом, предгомосексуальный мальчик делает отвергает свою пробуждающуюся мужественность и занимает оборонительную позицию по отношению к ней. Однако позднее он будет влюбляться в то, чего ему недостает, будет искать это в других.

Эти мальчики, находящиеся в группе риска из-за своего темперамента, нуждаются в особом признании со стороны родителей и сверстников, для того чтобы у них сформировалась прочная мужская идентичность. Однако не получают его.

Изоляция от своего пола - это корень гомосексуальности

По мнению психоаналитика Роберта Столлера, первый закон того, как быть мужчиной, состоит в том, чтобы не быть женщиной.

В младенчестве как мальчики, так и девочки эмоционально связаны с матерью. На языке психодинамической терапии мать - это первый объект любви. Она удовлетворяет все первостепенные потребности своих детей. Девочки продолжают развитие своей женской идентичности через взаимоотношения с матерью.

Но перед мальчиками стоит дополнительная задача развития - перестать отождествлять себя с матерью и переориентироваться на отождествление с отцом. Они должны отделиться от матери и культивировать отличия от своего первичного объекта любви, для того чтобы стать гетеросексуальным мужчиной.

Многие психологов, работающие со взрослыми гомосексуалами, обнаружили, что в юности эти мужчины не любили грубую возню с другими мальчиками и чаще всего избегали их компании. Они предпочитали компанию девочек, которые были мягче и общительнее, так же, как и они сами.

Но позже, в среднем подростковом возрасте, эти гендерно не определившиеся мальчики внезапно меняют объект внимания: к тому времени в их глазах другие мальчики становятся гораздо более важными - и даже притягательными и таинственными, - чем девочки, которые вызывают безразличие.

С их гетеросексуальными одноклассниками происходит прямо противоположный процесс: утверждаясь в своей мужской половой идентичности, нормально развивающиеся мальчики презрительно отвергают компанию маленьких девочек. Примерно с 6 до 11 лет дети, особенно мальчики, закрывают свои ряды для лиц противоположного пола. "Ненавижу девчонок, - говорят мальчики, - они глупые. В нашей компании они не нужны".

Таким образом здоровые мальчики и девочки утверждают свою половую идентичность, и для того чтобы это сделать, им необходимо окружить себя близкими друзьями одного с ними пола. Это важное предварительное условие последующего контакта с противоположным полом в подростковом возрасте.

Период подчеркнутого ассоциирования со своим полом - необходимая фаза в процессе углубления и прояснения нормальной половой идентичности.

В течение этого значимого периода развития противоположный пол становится загадочным, что закладывает основание для будущего эротического и романтического влечения к нему. (Нас романтически притягивает тот, кто "не похож на меня".)

Затем, к подростковому возрасту, картина меняется . Нормально развивающийся мальчик начинает интересоваться девочками. Теперь они уже не столь безразличны - внезапно они оказываются значительно более интересными, непонятными и даже романтически загадочными.

Продолжение следует

Материал не предназначен для читателей младше 18 лет

В подростковом возрасте многие мечтают о понимающих родителях, которые отпустят на вечеринку или дадут денег на новую татуировку. У ЛГБТ-детей более насущные проблемы. Не находя поддержки в обществе и сталкиваясь с враждебностью сверстников, они часто оказываются изгоями и внутри собственных семей. В социальных сетях существуют комьюнити, в которых психологи и активисты стараются поддержать таких подростков, но часто и самим родителям требуется квалифицированная помощь. В последние несколько лет в соцсетях Facebook и «ВКонтакте» появились группы, где инициативные мамы и папы помогают друг другу найти общий язык с детьми после каминг-аута. The Village встретился с матерями, которые встали на сторону сыновей-гомосексуалов, и расспросил их о том, как понять и принять своего ребёнка.

Елена

Пока моему сыну не исполнилось 36 лет, я и не подозревала, что он гей. Может быть, дело в том, что я ничего толком не знала об ЛГБТ-сообществе. То есть я слышала о геях, но мне казалось, что они живут на своём «загнивающем Западе» и очень далеки от нас. Сейчас мне стыдно в этом признаться, но я была в подобных вопросах абсолютно невежественной, а геи мне представлялись людьми, которые уже настолько пресытились жизнью, что просто не знают, какими остренькими изысками себя развлечь. Меня совершенно не волновали их трудности там, далеко, когда у меня здесь, рядом, была такая замечательная семья и прекрасно образованный воспитанный сын. Мы как семья никогда ничем не выделялись. В нашей жизни всё было нормальным и предсказуемым - и положение в обществе, и отношения с другими людьми. То есть мне казалось, что ничто извращённое и отрицательное нас коснуться не может.

На момент каминг-аута сына я находилась под влиянием мифов и никогда не думала, что Дима может оказаться геем. Считается, что геи - это женственные мужчины, которые обожают всякие побрякушки. На деле под это описание не попадает большинство моих знакомых геев, зато я знаю много чересчур манерных гетеросексуалов. Я помню каждую секунду того разговора. Прекрасно помню, как поняла, что это водораздел между моей прошлой и будущей жизнью, которую неясно, в каких условиях и как теперь строить заново.

Помню, как он аккуратно и издалека начал разговор: «Знаешь, мама, я сейчас скажу нечто такое, что тебя, скорее всего, огорчит и даже может испугать, но молчать я больше не хочу». Пока он это говорил, я успела про себя предположить слишком многое. Когда он произнёс эти слова - «Мама, я гей», сердце моё упало. Я даже в ужасе подумала, что лучше бы самое плохое из моих предположений оказалось правдой. Тут я понимаю гомофобов, которые отвергают гомосексуалов от незнания и страха: я в первые минуты после признания Димы испытала нечто похожее.

К тому времени сын успел пожить пять лет в браке и развестись. У него всегда был большой круг знакомых, и меня всегда удивляло, почему в его взаимоотношениях с девушками, с которыми он проводил время, не было никакой романтики. Я всё списывала на то, что он, может быть, слишком разборчив и пока не нашёл ту самую. Дима всегда был очень правильным и серьёзным, и, в конце концов, в наше время можно встретить много гетеросексуальных мужчин, которые так и не нашли свою половинку и живут спокойно.

Узнать, что твой сын гей, - значит понять, что отныне ты ни на минуту не можешь быть спокойна за его здоровье и безопасность. Во время каминг-аута Дима не один раз повторил: «Мама, ты спрашивай, я тебе всё объясню». Хотя на тот момент у меня никаких вопросов не было - они возникают только тогда, когда ты что-то уже понимаешь. Дима принёс мне какие-то брошюры и литературу, и я начала работу по успокоению себя. Я поняла, что не одна такая, нас, наверное, несколько тысяч только в одном Петербурге. И люди как-то живут, справляются с этим - значит, и я могу. Первым, с кем я поговорила, был муж, Димин отец. Мы с сыном решили, что лучше уж я сама скажу супругу. Ведь мы 50 лет вместе прожили, я знаю его как облупленного. Кроме того, я не хотела второй раз подвергать Диму такому сильному испытанию. Как отнесётся к этому муж, я не знала. Я мать, я всегда на стороне ребёнка, а мужчина может повести себя бестактно и грубо. Так что я решила, что лучше эту бестактность приму на себя. Но, к моему удивлению, супруг всё воспринял абсолютно нормально. Он сказал: «Мы своего сына любим, мы его уважаем, он взрослый умный человек. Надо дать ему возможность жить так, как он хочет».

Своей личной жизнью Дима всегда с нами делится. То есть мы в курсе ровно в той степени, в которой он считает нужным. Я бы никогда не позволила себе залезть в его переписку. И если он не хочет отвечать на вопрос, тема будет закрыта.

Ни в коем случае нельзя рассматривать каминг-аут как несчастье. Гомосексуальность, бисексуальность, транссексуальность - это не изъян, это просто особенность. Нужно понимать, что в этом нет ничего страшного - с человеком всё нормально. Не стоит стараться гасить и сводить на нет предполагаемую проблему: всё равно ничего не получится. Ведь прошло несколько лет с того момента, как ребёнок осознал свою гомосексуальность, он с этим взрослел и постепенно сам понимал, что это не пройдёт. От родителей требуется только всё понять и принять. Не нужно говорить: «А может, тебе показалось?» Человек даже в 16 лет - уже взрослый, и если он сказал «Мама, это так», значит, в это следует поверить.

Мы с Димой всегда друг друга понимали и продолжаем прекрасно понимать сейчас. У него, например, когда-то в юношестве было увлечение - коллекционировать марки. И я с ним за этими марками ездила, вместе с ним радовалась, когда эти марки находились. Дело-то тут не в марках, конечно, а в том, что мы вместе чем-то занимались. Наверное, он потому и признался - потому что доверял мне. Мог бы и не признаваться, так бы я ничего и не узнала - расстраивалась бы, что у него любви нет, что он не женится. А теперь я просто понимаю.

Узнать, что твой сын гей, - значит понять, что отныне ты ни на минуту не можешь быть спокойна за его здоровье и безопасность

Надежда

О том, что у сына в его личной жизни не всё так просто, я начала догадываться довольно давно, когда он был школьником. Руслан всегда был маленьким худеньким мальчиком и общался только с девчонками. В школе у него было много проблем: сына не очень любили ученики, а преподаватели относились, наоборот, слишком хорошо и почти что опекали его.

Официально Руслан объявил мне о том, что он гей, на свадьбе среднего брата - как раз когда мы гуляли в ресторане. В этом ноябре исполнилось два года, как это произошло. Можно сказать, что я сразу приняла сына таким, какой он есть. Единственное, что меня тогда взволновало, - как воспримут его особенность старшие братья и другие родственники. Оба брата глубоко семейные люди и давно живут отдельно со своими семьями. Они догадываются, но до сих пор мы никогда не касаемся этой темы. Просто получается так, что и они не заводят этот разговор, и мы не начинаем. С остальными родственниками я не хочу даже пытаться обсуждать жизнь Руслана. Они закрывают глаза, а мы им в душу сами со своими рассказами не лезем. А папа у нас живёт в другом государстве, мы с ним не общаемся, и он, соответственно, ничего не знает.

Из уважения к нам никто из друзей и знакомых, а уж тем более соседей, эту тему не обсуждает. Может быть, за глаза что-то и говорят, но ощутимого негатива со стороны нашего окружения мы никогда не чувствовали. Нас окружают люди, которые считают, что личная жизнь человека никого не касается, кроме него самого - главное, чтобы этот человек был хороший во всём остальном.

У меня уже есть три внучки. К тому же заводить или не заводить детей - личное дело каждого. Я не из тех мам, которые будут настаивать на продолжении рода. Даже если бы у меня не было внуков от старшего сына, каждый должен прожить свою жизнь так, как ему хочется. Руслан давно ведёт со мной разговоры о том, чтобы усыновить ребёнка из детского дома. Ещё будучи студентом, он бесконечно ходил по детдомам и мне обо всех детках рассказывал: «Мам, там такая девочка!» или «Мамочка, а там такой мальчик, давай усыновим?» Я, пока в состоянии, конечно, помогу.

После принятия закона о пропаганде гомосексуализма всё стало только хуже. Я как-то побывала на гей-параде в Швеции, а в этом году оказалась на подобном мероприятии в Польше. И когда сравниваю отношение людей к параду и участникам там и вижу отношение русских, мне начинает казаться, что это навсегда. Пока наши политики будут преподносить любую информацию об ЛГБТ-сообществе с ненавистью и пренебрежением, ничего не сдвинется с места. Сложно сказать, в чём причина, но точно не в православной вере. Причина, наверное, в том, что народ, который что-то не понимает и даже не хочет попытаться понять, всегда слишком занят обустройством своей личной жизни, а всю скапливающуюся из-за житейских трудностей агрессию выплёскивает на то, что непонятно. Я до сих пор одинаково боюсь и за Руслана, и за всех его друзей. Как только слышу очередную новость про избитого человека, сразу начинаю паниковать.

Я работаю в сфере соцзащиты. И лично для меня участие во всех государственных демонстрациях обязательно. Меня без моего ведома и в «Единую Россию» умудрились всунуть, так как я много лет подряд работала в выборных комиссиях. Может быть, кто-то из коллег и догадывается об ориентации сына, но после последних выборов я на эту тему предпочитаю ничего не говорить. Я одна ничего не добьюсь, один в поле не воин. При этом при всём я, понятно, не могу пройти вместе со своим сыном под радужным флагом, потому что и мне, и ему это грозит не очень хорошими последствиями.

Я не понимаю родителей, которые выгоняют своего ребёнка на улицу, когда узнают о его особенности, и преклоняюсь перед родителями, которые приняли своих сыновей и дочерей. Не принять таких, как Руслан, - это за гранью моего понимания. Кем надо быть, чтобы ни за что ни про что отказаться от дочери или сына?

Впрочем, несмотря на принятие, ты всё равно постоянно задаёшь себе вопрос: «А что, если бы всё сложилось по-другому? Почему это произошло с моим сыном?» Говорить вслух можно всё что угодно, а на деле всегда трудно посмотреть правде в глаза, каким бы терпимым человеком ты ни был.

Кем надо быть, чтобы ни за что ни про что отказаться от дочери или сына?

Нина

Моего сына Валерия ещё в школьные годы от сверстников отличали какие-то специфические черты. Он казался мне слишком чувствительным и, в отличие от других мальчиков, с детства не умел мне врать. У нас с Валерой всегда были доверительные отношения: и в глубоком детстве, и в школе, и в студенчестве. Я никогда ему ничего не запрещала. Если ему хотелось куда-то пойти или в чём-то принять участие, я никогда не препятствовала этому, даже если в его затее мне что-то не нравилось. Со своей стороны я всегда пыталась донести до него и плюсы, и минусы того, что он хотел сделать, но выбор всегда оставался за ним.

С возрастом у всех появляются секреты, и едва ли существует в мире семья, где ребёнок делится абсолютно всем, что с ним происходит. Но по большей части сын мне всегда всё рассказывал. Сложности начались в подростковом возрасте, когда он принялся экспериментировать со своим внешним видом. Он много раз перекрашивал волосы и мог надеть что-то такое, что на любом другом ребёнке я бы расценила как настоящий кошмар. Мне приходилось с этим мириться. Я пыталась высказать своё мнение, но он повторял, что его всё устраивает, а кому не нравится - пускай не смотрят. Я стала анализировать то, что происходило с сыном, и решила для себя, что не должна одевать его по своему вкусу. Иногда мы обсуждали его вид, если сын надевал что-то слишком вызывающее - просто сейчас наше общество стало ещё более агрессивным.

Каминг-аута у нас с сыном так и не было. Он просто вёл открытый образ жизни, приглашал в дом друзей и подруг. И много позже, когда я разговаривала с одной из них, она мне сказала: «Только очень любящая мама может не замечать, что у неё в квартире живёт открытый гей». Когда позже я стала анализировать ситуацию, то подумала, что на самом деле я всегда знала.

Валера очень долго пытался самостоятельно разобраться в себе. Периодически он давал мне что-то почитать, но я читала через строчку, потому что никак не могла примерить написанное на свою жизнь или своего ребёнка. У нас бывали времена откровенных разговоров, когда сын говорил мне: «Мама, возможно, ты скоро узнаешь обо мне кое-что такое, что изменит твоё ко мне отношение навсегда. Может быть, ты даже перестанешь меня любить». Я долго мучилась: «Мой ребёнок по подвалам не шастает, по чердакам не лазает, учится, не курит и не пьёт - за что же я, интересно, могу вот так взять и разлюбить его?» Мне не приходило в голову, что это может быть сексуальная ориентация. Я предполагала самое страшное.

Я осознала, что наша ситуация - это нормально. Поэтому с некоторых пор стала обращать куда меньше внимания на то, что могут сказать соседи. Но, конечно, на гомофобию не так легко закрывать глаза, учитывая, что ненависть пропагандируют известные лица через федеральные СМИ. Моё поколение действительно не получило должного образования в области сексуальности, а все наши знания мы почерпнули либо на улице, либо от своих родных. Поэтому те родители, которые столкнулись с гомосексуальностью своего ребёнка, к сожалению, по большей части прислушиваются к тому, что говорят депутаты. А они говорят: «Если вы поддерживаете ЛГБТ, значит, вас кто-то подкупил или вы сами такие же извращенцы». Тогда родители думают: «Раз депутат сказал, то уж наверняка так оно и есть». А что депутат? У него что, есть какое-то специальное образование?

Нередко в гомосексуальности детей обвиняют родителей. Вместо подобных глупых обвинений нужно доносить до общества, что гомосексуальность - это одна из разновидностей сексуальности, а никакая не болезнь. Позиция власти, наши законы и высказывания первых лиц не сближают родителей и детей, а разжигают вражду. О какой традиционной семье может идти речь, если родитель своему собственному ребёнку заявляет: «Вот тебе Бог, вот тебе порог, выбирай!» и готов исключить его из своей жизни навсегда? По-настоящему традиционная семья подразумевает самые тёплые и доверительные отношения, а подобная вражда заканчивается тем, что родители начинают манипулировать своими детьми, ненавидеть их и издеваться над ними. Семьи распадаются. Неужели наше государство хочет именно этого? Отсюда и самоубийства среди детей, потому что они просто боятся открыться своим родным. Кого-то родители после каминг-аута избивают или отправляют на принудительное лечение. Это далеко от традиционных ценностей, которые пропагандируются с экрана.

Конечно, я задавалась вопросом: «Почему это произошло именно с моим ребёнком?» Когда я всё окончательно поняла, то принялась копаться в себе и вопрошать, почему это свалилось на меня. Думала, что, может быть, в родословной были такие же люди или это заложено в генах у мужа. Я ушла глубоко внутрь себя, пока искала ответы, и это был по-настоящему сложный период. Ведь ясно, что всякий родитель невольно строит планы. Вот ребёнок закончит учёбу, женится, заведёт детей. А когда мы, родители ЛГБТ-детей, узнаём о сексуальной ориентации своего ребёнка, эти планы рушатся. Но мы должны понимать, что, несмотря на разрушение напрасных надежд, наш ребёнок навсегда останется нашим ребёнком.

Я не понимаю тех родителей, которые отворачиваются со словами: «Я не знаю этого человека, пусть вернётся мой ребёнок». Представляете, как тяжело ребёнку? А он всё равно продолжает вас любить. Он ждёт и надеется, что родитель откроет ему душу и будет по-прежнему его поддерживать. А родителю, в свою очередь, вслед за ребёнком приходится проходить один за другим все этапы отрицания, боли, чувства вины. И если родитель проходит всё это в одиночку - это тяжело. Меня постоянно поддерживал сын, так что я была не совсем одна. Он всегда помогал подобрать нужные слова, был готов ответить даже на самые наивные мои вопросы. Я благодарна Валере за помощь, и на сегодняшний день для меня самое главное в жизни - не навредить сыну. Он ведёт открытый образ жизни и занимается правозащитной деятельностью, и я за него очень беспокоюсь.